Наследница огненных льдов

Глава 1

На самом деле у меня никогда не было повода жаловаться на судьбу. Ну, разве что совсем немного и не всерьёз.

Я совершенно не помню, кем были мои родители, не знаю каков мой истинный возраст и как на самом деле меня зовут. Но это же не означает, что мне нужно рвать на себе волосы и причитать о том, как я одинока и несчастна. Тем более что это вовсе не так.

Пожалуй, всеми забытой и покинутой я могла назвать себя тринадцать лет назад. Будучи маленькой девочкой, я оказалась запертой на целых пять дней в трюме торгового судна, перевозившего фрукты и ткани из Сапраля на север, в столицу Тромделагской империи. Если бы не персики с абрикосами, которыми я питалась всю дорогу, таская их из деревянных ящиков, и не рулоны шёлка, из которого мне удалось сделать лежанку с покрывалом, я бы померла от голода и холода, так и не дожив до юного возраста.

Моё присутствие на парусно-моторной шхуне обнаружилось только при разгрузке, когда судно зашло в гавань Флесмера. Как я очутилась в трюме, не знал никто. Мой внешний вид, а именно смуглая кожа, чёрные прямые волосы и тёмные глаза, ясно указывали на то, что я уроженка Сарпаля – южного континента, где шхуну и заполнили сочными фруктами и цветастыми тканями.

Осмотрев мои молочные зубы, судовой врач заключил, что мне около четырёх лет. На тромском и делагском наречиях в ту пору я изъясняться не умела, а сарпальского языка на шхуне толком никто не знал. И потому отовсюду посыпались догадки о том, кто я такая и как проникла на корабль.

Рудольф Крог, представитель торговой компании, отвечавший за сопровождение груза, предположил, что кто-то из сарпальских сборщиков абрикосов не доглядел за своим чадом, когда оно спряталось в деревянном ящике для плодов, и случайно переправил ребёнка вместе с фруктами на судно.

Ему возразил штурман. По его версии никакой случайности не было, а маленькую девочку специально опоили сонным снадобьем, чтобы она не проснулась в ящике с персиками до отхода шхуны из Сарпаля. Вот таким вот образом, по его словам, бедные сарпальские крестьяне подсовывают своих детей на тромделагские суда. А всё для того, чтобы те увезли их от безысходности бедняцкой жизни к берегам благословенного северного континента, где почти в каждом доме есть водопровод и электричество, где подданные империи поддерживают общение друг с другом посредством телеграфа и телефона, города соединены железными дорогами, а небо бороздят дирижабли.

Помощник капитана и вовсе предположил, что никакая я не крестьянская дочь, а жертва династических войн, что не первый год сотрясают южный материк. Ходили слухи, будто новоиспечённый сатрап после восшествия на престол первым делом отдал приказ убить родных братьев и их семьи – иные претенденты на власть ему были не нужны. Неудивительно, что после таких зверств какая-нибудь нянька из числа простых крестьян решила спасти чудом выжившую высокородную малютку и укрыла её после казни родителей в приморской деревне. А для верности ещё и пронесла девочку на шхуну, чтобы переправить её подальше от гнева сатрапа.

– Да нет же, – взяв меня на руки, возразил команде Рудольф Крог. – Какая из этой замухрышки сарпальская принцесса? Уж лучше она будет самой заурядной девчушкой, но зато подданной Тромделагской империи.

– Шела, шела, шела, – безудержно повторяла я одной мне понятное слово.

– Да, будешь Шелой Крог, если не возражаешь.

Так я попала под опеку Рудольфа Крога, или просто дяди Руди, как я всегда его называла. После пяти лет бездетного брака с тётей Линдой он был рад приютить в своём доме нуждающуюся в опеке сиротку. Тётя Линда же особого рвения к моему воспитанию не проявляла, а через шесть лет и вовсе потребовала от дяди Руди развод и немалые отступные, чтобы начать новую жизнь. Правда, эта новая жизнь началась для неё с единоутробным братом дяди Руди – Олафом Мелингом. И, что самое обидное, в новом браке тётя Линда, несмотря на свои не совсем молодые годы, родила дяде Олафу двух сыновей. А у дяди Руди осталась только я одна, и ни разу в жизни он не подал виду, что не рад такой компании.

Что и говорить, а дядя Руди всегда относился ко мне как к родной дочери. Точнее, единственной дочери, которую необходимо любить и баловать. А для меня он всегда был и папой, и мамой в одном лице. Дядя Олаф же и вовсе считал, что никакой я не подкидыш, а внебрачная дочь дяди Руди, которую он прижил от сарпальской туземки в одно из своих плаваний к южному континенту. Забавная версия, и я не была бы против, окажись это правдой. Вот только вряд ли я могу быть дочерью голубоглазого седеющего блондина. Увы, но помимо меня это понимал и дядя Густав, единокровный брат дяди Руди, а по совместительству и глава торговой компании Крогов-Мелингов.

Если дядя Олаф считал меня своей племянницей, да и для тёти Линды я всё же не была чужой, то дядя Густав невзлюбил меня с самого начала. Решение дяди Руди взять надо мной опеку он всегда называл своенравной прихотью, а меня – ходячим недоразумением, которое незаслуженно стало частью семейства Крог.

Тем удивительнее было его желание переговорить со мной с глазу на глаз в загородном особняке Мелингов во время семейного торжества по случаю дня рождения дяди Олафа.

– Шела, – отведя меня в библиотеку и заперев её изнутри на ключ, дядя Густав требовательно вопросил, – на что мой брат разбазаривает семейный капитал? Ты должна знать, отвечай.

О, провидение, сколько надрыва в голосе, сколько скорби и недовольства. Можно было бы съязвить и сказать, что после того как дядя Руди решил порвать всякие связи с торговой компанией и продал дяде Густаву все свои акции, никакого семейного капитала больше нет, зато есть частные средства Рудольфа Крога, которые он вправе тратить на своё усмотрение. Но я глянула на запертую дверь, потом на закипающего дядю Густава, и ответила: