Наследники Альфреда Дулиттла.

Наследники Альфреда Дулиттла.

Назвать сегодняшнее многолюдье аншлагом вряд ли рискнул даже завзятый оптимист, но "Моя прекрасная леди" собрала на премьеру значительно больше половины зала. Главреж Лодыгин поглядывал сквозь прожженную в незапамятные времена дырочку, слегка колыша занавес. Его волновала гостевая ложа, где ожидался мэр и группа единороссов.

- Задерживаются или не придут?

Второй режиссер изобразил оптимизм:

- Как можно пропустить! Придут, конечно.

Главреж вызверился:

- В спину не дыши! Делом займись!

Подвернувшийся под руку осветитель был жестоко отруган за отлучку с рабочего места. Альфред Дулиттл, он же Фёдор Ершов - счёл благоразумным скрыться, но второпях наступил на провод удлинителя. Тот предательски катнулся.

- Ой, ё! - Взвыл Ершов, падая набок.

Рабочий сцены Егор Лапкин, передвигавший цветочный горшок, бросился помочь старику, но главреж оттолкнул парня:

- Декорацию ставь! - и сам подал артисту руку. - Ты как, Фёдор? Играть сможешь?

- Подвихнул малость. Сейчас пройдёт, - Ершов сел, растирая щиколотку, затем встал, сделал несколько шагов, ойкнул. - Нет, танцевать не рискну.

Второй режиссер вызвал костюмершу, в молодости бывшую медсестрой, посмотрел, как накладывалась повязка, и доложил в спину Лодыгину, мол, всё в порядке. Тот оторвался от подзорной дырочки с радостным восклицанием:

- Слава тебе, господи! - и пояснил второму. - Мэр с супругой в ложе. Начинаем!

*

Публика принимала спектакль радушно. Прима почти не фальшивила, полковник Пикеринг и профессор Хиггинс вдохновенно бранились в русском ключе, якобы, слегка подвыпив. Новация главрежа с быстро пустеющей в ходе разговора бутылкой очень нравилась зрителям, и, когда Хиггинс залихватски допил из горлышка - раздались аплодисменты.

В антракте за кулисами появился Гриша Камов, который две недели назад внезапно перебрался в драматический театр Новокузнецка. Он окликнул "Альфреда Дулиттла", а пока тот хромал навстречу, потрепал соседа по коммуналке за плечо:

- Лапкин, привет. Пашешь? Ну, паши, трудяга.

Егор высвободился, он не любил фамильярность, а самого Камова - ещё сильнее. В основе лежали несерьёзные, почти детские претензии. Да, так сложилось, что одному досталось всё: и смазливый, и высокий, и голосистый. С этим Лапкин смирился бы, уговорил себя - дескать, природа, чихать она хотела на справедливость!

Но когда Гришка стырил его еду из холодильника и похмелился Егоровым одеколоном - примирение стало проблематичным. На замечание рослый гад отреагировал по-хамски, попробовал показать силу, но тут уж обломился по полной программе и две недели примочки делал. А нечего буром переть - в интернате так "учат", что боксерам и не снилось.

Получив отпор, Гришка побежал жаловаться. Хорошо, в тот раз Егора отмазал Фёдор Николаевич Ершов, сказал ментам, кто зачинщик. Номер с заявлением не прошёл, а примирение стало невозможным. Другой бы извинился, чтобы в мире жить, но Камов сделал вид, что ничего не случилось. И с тех пор оставался неизменно доброжелательным. Точно по поговорке - плюнь в глаза, скажет - божья роса.

За шумным и фигуристым Камовым почти незамеченным следовал Глеб, ещё один сосед по коммунальной квартире. Эта троица - считая Фёдора Николаевича - частенько выпивала на троих, обычно в комнате старика, самой просторной. Они и сейчас сговорились, как расслышал Егор, отметить премьеру. Глеб ушёл незаметно, а бывший герой-любовник продолжил шуметь, лобызаться, обниматься, особенно тепло - с прекрасным полом. Те на Гришку западали сразу. Сколько он к себе поклонниц попереводил - счёту нет! И в театре, почитай, только старух не оприходовал.

Прозвенели звонки. Техперсонал кинулся по местам, режиссёры сосредоточились и принялись волноваться, "прекрасная леди и компания" - приготовились к выходу на сцену. Гриша ощутил себя ненужным и удалился.

*

- Где Ершов? - Рычал главреж на второго режиссера.

Объявление по трансляции не прекращалось, однако Альфред Дулиттл - как испарился. Рабочие сцены и осветитель прочесали туалеты, в том числе и дамские, проверили буфет, даже улицу до ближайшего магазина - да, грешен Ершов, слаб на выпивку - но нигде актёра не встретили! Истекали последние минуты до его выхода в обличье состоятельного буржуа. Второй режиссёр и Лодыгин выслушали доклад запыхавшихся рабочих и переглянулись.

- Ужрался и домой ушёл? На автопилоте, - почти утвердительно констатировал второй.

- Премьере трындец, - с надрывом согласился главный, вцепился в длинные остатки волос, обычно заправляемые за мясистые уши, а теперь свисающие на манер пейсов, и завопил. - Убью мерзавца!

В отсутствие Лодыгина второй режиссёр тоже позволял театрализованные представления с собой в единственной роли. Но копировать шефа - не комильфо, и он выбрал роль делового, прагматичного руководителя, который всегда найдёт выход:

- А заменить!

- Кем? - Возрыдал главный. - Кем?!

- Кто слова знает. Без пения и танца, - отважно развивал идею второй, - главное, чтобы паузы не возникло! Вот ты, Лапкин, готов? Суфлировать буду сам!