Стоя на балконе и облокотившись о парапет, он томным взглядом созерцал красоты окружающего пейзажа. Голова молодого мужчины была слегка наклонена влево, а уголков губ касалась едва уловимая улыбка. Морской бриз легким дуновением приятно освежал его лицо, теребил крупные локоны светлых волос, путался в складках одежды.
За спиной послышались шаги. Он обернулся.
- Государь, Вы звали меня? – склоняясь в почтении, обратился к нему подошедший человек.
Ему было за пятьдесят. Эдакий франт, обладающий исключительной грациозно-художественной внешностью и умением достойно держать себя. Проявлялось это и в переброшенном через плечи плаще, задрапированном в складки с тщательной аккуратностью, являющейся верхом изысканности, и в прическе, соответствующей последнему веянью моды, и в достаточном количестве дорогих колец, украшающих кисти рук.
- Вот то о чем ты меня просил, - мягко улыбаясь, ответил мужчине царь, жестом руки указывая на стоящий тут же рядом с ним на парапете вазон с причудливым по форме растением.
Человек, удивленно приподняв брови, перевел взгляд с правителя на зеленый кустик.
- А цветок… Был ли на нем цветок? – осведомился он, с любопытством глядя на собранные в розетки толстые, мясистые мечевидной формы листья с острыми зубчиками по краям.
Молодой правитель рассмеялся. Готовый ответить на заданный ему вопрос незлобивой шуткой, он как-то неловко всплеснул руками и случайно зацепил стоящий рядом вазон. Покачнувшись, тот с грохотом опрокинулся на мраморный пол…
* * *
…Неожиданно-громкий звук разбудил юношу среди ночи. Подскочив с кровати и спросонок недоумевая о том, что произошло, он начал осматриваться по сторонам.
Створки окна в комнате были распахнуты настежь. Разгулявшаяся на улице гроза резкими порывами ветра трепала штору. Она то раздувалась, словно парус над кормой корабля, блуждающего в бушующем океане непогоды, то вновь опадала. На полу лежал опрокинутый с подоконника цветочный горшок.
- Вот незадача, - недовольно проворчал молодой человек, присаживаясь на корточки возле торчащего из расколовшегося горшка чахлого растения. – И что ж мне с тобой делать, наследство ты мое горемычное? – почесывая затылок, озадаченно обратился он к нему.
Наутро, небрежно перемотав лопнувший вазон клейкой лентой и напоследок полив растение, юноша понес его в расположенный неподалеку с домом цветочный магазин.
Мелодичный перезвон серебряных колокольчиков приветствовал молодого человека, едва он открыл дверь. Вразвалку подойдя к прилавку, за которым стоял Хозяин маленького цветочного рая, парнишка выставил перед Ним жалкого вида растение в неприглядном горшке.
- Возьмите его, - несколько смущенно произнес он, - это был тетушкин любимый цветок. Она умерла. Я недавно переехал в ее квартиру. Не умею ухаживать за цветами, а выбросить его мне жалко. Возьмите, – вновь попросил юноша, поближе придвинув горшок с убогим растением к Хозяину магазина.
- Не беспокойся, Я позабочусь о нем, - мягко улыбаясь, заверил Тот парнишку.
Покинув цветочный магазин с чувством выполненного долга, Арсений вышел на улицу. Золотой диск солнца сиял на безоблачном голубом небосводе. Ничто уже и не напоминало о бушевавшем ночью ненастье. Лужи высохли, а омытые дождем кроны деревьев и газонная трава пышно зеленели средь каменных лабиринтов улиц.
Немного бесцельно побродив по городу, молодой человек вернулся домой. Лет ему было восемнадцать. Светловолосый, долговязый, нескладно сложенный он имел замкнутый необщительный характер и среди своих сокурсников слыл мямлей. Но это, впрочем, его ничуть не тяготило.
С большой неохотой Арсений заставил себя засесть за конспекты. На завтра был назначен экзамен по философии.
- По утверждению Аристотеля, - монотонно начал вслух читать он, - мировое движение есть цельный процесс: все его моменты взаимно определены, что предполагает и единого двигателя, - подперев кулаками щеки, бубнил юноша. – Бог есть первая причина движения, начало всех начал, общемировая сверхчувственная субстанция. Все знания направлены на форму и сущность, а Бог есть чистая форма и первая сущность. Аристотель считал, что душа…
Буквы на страницах тетрадки стали расплываться перед глазами. Веки отяжелели. Содержание и смысл терялись, распадаясь на отдельные фразы и понятия. Арсений, позевывая, еще какое-то время боролся со сном, но, в конце концов, уронив голову на согнутый локоть, погрузился в грезы небытия…
* * *
… - Эй, очнись! Очнись, воин! – тормошил кто-то Арсения за плечо. Он открыл глаза, но тут же зажмурился от яркого, слепящего солнечного света. Прикрываясь козырьком ладони, юноша посмотрел на теребившего его человека. Тот добродушно рассмеялся и, обращаясь к кому-то, стоявшему чуть поодаль, сказал:
- Мой друг Гефестион, чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет. Война у тебя рождается из побед, - затем, широко улыбаясь, ликующе добавил, переведя взгляд на Арсения, - Мы победили! Как твое имя, воин-победитель?
Не понимая, что происходит, Арсений оглянулся по сторонам, ища того, кому мог бы быть адресован этот вопрос. Он увидел, что сидит лицом к морю, прямо на земле, у входа в пролом каменной стены, привалившись спиной к огромному валуну. Стена была неимоверно высокой, имеющей соответствующую ширину и сложенной из больших глыб, скрепленных известью. В воздухе чувствовался запах гари, а невдалеке на прибрежных рифах догорали останки поверженного корабля.