Наст и сход лавины

Глава 1. Калинов мост

— Зря ты, конечно, все это затеял, — устало выдыхает Ящер. — Мое мнение ты слушать не станешь, знаю, но, может, братец надает тебе тумаков за дерзость, а там и воротишься.

Насмешливый тон и желтые блестящие глаза не вписываются в мрачно-спокойную атмосферу. По эту сторону моста всегда так: темно, мертвенно-тихо и одиноко. Расположившийся под мостом грязно-серый дракон щелкает пастью беззлобно лишь потому, что чувствует чужую силу.

Чернобог опирается о деревянные перилла и хмурит густые широкие брови.

— Не нравится мне это, друг. Совсем не нравится.

— Братцевы-то тумаки? — Ящер бессовестно заливается смехом, выглядывая из-под моста. — Кому ж такое понравится!

— Темные времена грядут. Темнее Смородины.

— Да куда ж темнее-то, — посмеивается Ящер, щурясь. — Пока твой братец молчит и в ус не дует, нам-то о чем беспокоиться? Уж где мы, а где смертные чертоги.

— Все мы связаны, — раздраженно обрывает его Чернобог. — Сегодня захватчики покусятся на смертных, а завтра и от Прави ничего не останется. Так если мой брат ослеп, а мигом помогу ему прозреть.

Ящер устраивается под мостом поудобнее, вода тихо плещется, пока он с бока переворачивается на спину и кряхтит так, словно несколько рек в другое русло поворачивал собственными лапами.

— На мечах или на кулаках учить его уму-разуму будешь?

Его слова, как и раззадоривающий тон, остаются без ответа. Чернобог пропускает их мимо ушей, и его голос звучит абсолютно серьезно, когда он спрашивает:

— Ты-то со мной?

Ящер цокает длинным языком, растягивается на спине и складывает драконьи лапы на пузе. В темных водах Смородины его чешуя кажется похожей на ил, но яркие глаза горят янтарем, а вертикальные черные зрачки то сужаются, то расширяются.

— Коли назначишь добрую цену, князь, — скалится он.

— А если смертью пригрожу? — щурится Чернобог и фыркает. — Не играй со мной в игры, Ящер. Твое место — мост сторожить и не пускать кого не попадя в Навь, а не мне дерзить по поводу и без.

Он не угрожает, скорее безобидно щелкает по носу, напоминая о разнице положений, но наглая драконья морда будто бы старается выглядеть поприличнее. Зубы не скалит, заговаривая в следующий раз, глазами не сверкает, а тон почти похож на почтительный.

— Не верю я в эти сказки, князь. Кто же может пробраться в Навь, да еще и новые порядки установить?

— Однако в Явь они уже пробрались, — глухо отвечает Чернобог, понурив голову.

Ящер то ли не слышит, то ли впервые за долгое время решает попридержать свой длинный раздвоенный язык. Чернобог отталкивается от перилл и твердым шагом идет по мосту.

— Скоро ли воротишься, князь? — кричит ему вслед Ящер.

— Скоро, — так же глухо, как и прежде, звучит в ответ.

— Ты мне какой-нибудь подарок захвати, так я и сговорчивее стану!

Чернобог фыркает, не оборачиваясь.

Задерживаться у него все равно повода не будет. Даже если брат откажется, даже если запретит ему и пригрозит, он все равно начнет собирать армию. Отдавать владения без боя — совсем не в его привычках.

Черные воды Смородины отражают темное небо Нави, мост заканчивается не скоро, но едва Чернобог сходит на другой берег, как небо светлеет, становится лазурно-чистым, и даже почва под ногами кажется другой. Бродить среди смертных ему никогда особо не нравилось, но что поделать, ведь путь до Прави пролегает через Явь.

Связывай Ра-река Правь и Навь напрямую, ноги бы его здесь не было. Но вот он — ступает по сырой земле, проходит через лес, огибает деревни и выходит к реке, старательно избегая встречи с людьми. Им не захочется с ним встретиться; они даже имя его стараются не произносить. Хотя в скором времени, пожалуй, не только его имя будет под запретом, но и всех других.

Как бы брат от него ни отказывался, как бы ни пытался подчеркивать, какие они разные, а тут мигом всех уравняют. От злобы аж челюсти сводит.

Остановившись на берегу, Чернобог присаживается на корточки и погружает ладонь в воду. Течение Ра мало чем отличается от Смородины, только цвет у нее другой — светло-серый, местами молочный. От соприкосновения с его ладонью течение становится быстрее, вода бурлит, но он не торопится вытаскивать руку.

Пускай все знают, пускай сам Род слышит, что явился его сын и хочет видеть своего брата.

Он держит ладонь в воде до тех пор, пока поодаль не появляется знакомая фигура. Но не мужская, столь похожая на его собственную, как он ждет, а женская. Женщина ступает по берегу реки уверенно, ее босые ноги пачкаются в земле, мажутся в глине, но она выглядит вполне счастливой, когда наконец заговаривает:

— Надеюсь, ты с доброй вестью?

Ее заплетенные в косы волосы уложены на манер корзинки, и Чернобог узнает ее сразу.

— Я хотел увидеть брата, — мрачно отзывается он, вытаскивает руку из воды. Он выпрямляется и стряхивает влагу с кисти почти с пренебрежением. — Но он, как я вижу, все прячется за женскими юбками. Сама-то не стыдишься его прикрывать, Жива?

Богиня останавливается в двух-трех шагах от него и вежливо улыбается. Руки заводит за спину и покачивается на пятках. Она слишком молода и беспечна, думает Чернобог. А еще вряд ли верит в надвигающуюся угрозу, которая с каждым днем становится все более и более ощутимой.