Настоящие мужики

Настоящие мужики

преодолеть бы пространство неровностей,
схватки с которым больнее и крепче...
и принимать бы дары без условностей...
...нет, не любил...
и дышать стало легче.

Хельга Брестчанка (Ольга Ролич)

Виктор Шмелёв приехал домой, где не был несколько лет, пока грыз гранит науки, обретал профессию.

Сойдя с автобуса, юный специалист прямиком направился в родительскую квартиру.
По дороге повстречал школьного друга, с которым было столько всего связно: проказничали вместе, девчонок задирали, с мальчишками из соседних дворов дрались, по чужим садам лазили. Конечно, это было совсем в другой жизни. Теперь всё иначе.

Шесть лет прошло после школьного звонка. Выросли парубки, возмужали.
– Как живёшь-здравствуешь, Лёха! Давненько я тебя не видел. Как жена, Катенька, как дочурка, – поприветствовал Виктор товарища, который женился по залёту на девушке, которую Шмелёв безответно любил, сразу после выпускного бала.
– У меня теперь, Витюха, сын растёт. Возможно, не один. А жену нынешнюю Алёна зовут. Только… не расписаны мы. Нафиг надо! Никогда не поймёшь, чего этим бабам нужно. Не с их куриными мозгами нас, мужиков, к себе привязывать. Никогда не научатся эти клуши головой кумекать. Пальцем помани, лапши на уши навесь и бери голыми руками. До сих пор ни одна не отказала. Им от нас, мужиков… которые настоящие, стоящие, только того надобно – чтобы топтали со вкусом да на бирюльки денег не жалели. Сами ножищи на любую ширину разведут. Только апосля начинают права качать, дрессировать. Шантажировать пытаются. А ручки-то – вот они… обломаются жизни меня учить. Я с глупым бабьём особо не церемонюсь. Не нравится – вали, откуда припёрлась. На мой век этого добра… не перещупать.

– А Катя… как же Катенька… а Лизонька как… у вас же такая любовь была. Все мальчишки завидовали, самую красивую девчонку в себя влюбил. Помню, как ты её на руках носил.
– Так она у меня первая была, потому петухом перед ней и выхаживал, хвост шире морды распушил. Я стервозные бабьи нравы в ту пору ещё не просёк, потому и женился не глядя. Пошёл у зазнобы на поводу, замуж взял. Думал – она человек. Не оценила добра. Дерзить начала, норов строптивый показывать. Надулась, крылышки воинственно взъерошила. А для меня… любовь там, супружескую верность, хозяйственное рвение и прочая брачная муть – пустой звук. Оленя изображать не собираюсь, сам кому угодно рога обломаю. Мужика хотела заарканить – вот он я, скидавай порты, подставляй как положено лакомые закрома, я в них сколько угодно добра напихаю. А комадирить, распоряжаться мужской честью, тем паче отчитывать и управлять – увольте, сударыня. Короче, дружище – у неё давно уже своя свадьба. А у меня своя. Разбежались без слёз и сожалений. Пусть оленя в другом стаде ищет. У меня другая жизнь, братуха, замечательная, сладкая.

– Ни с того, ни с сего, говоришь… на пустом месте. Капризы, претензии? Катенька… не верится что-то.
– Не бери в голову, Лёха, бери между ног. Главное, чтобы бабы давать не уставали. Самое то, я тебе говорю. Бабы сами на запах добротной жеребятины летят, сами в любых позах подставляются. Даже уговаривать не приходится. Нормально всё у меня.
– Лизавету Викторовну-то навещаешь, родная кровь всё же, малое дитя. Представляю, какое это счастье – с дочкой общаться… видеть, как растёт, чему учится. Первое слово, первые шаги. Завидую тебе! Я до сих пор никого не нашёл. Катеньку любил. А она тебя выбрала. Ладно, какие мои годы. Успею влюбиться… наверно.
– Да ну её! Я про Катьку. Много о себе мнила, принцессой прикидывалась, а там… по секрету скажу – ни сиськи, брат, ни пиписьки путней. Баба должна быть горячей, покорной и развратной… в мужниной постели, конечно. А она в дела мои мужские без спросу лезла, с друзьями пыталась запретить встречаться, стопку из моих рук рвала, словно право имеет. А серёдку берегла, словно там бриллианты с изумрудами. Туда ей и дорога. У меня смачных баб навалом, как грязи, только успевай порты скидавать. Рожать я её не заставлял. Сама захотела материнством тешиться, пусть теперь расхлёбывает. Предлагал я ей аборт сделать, не послушала.
– Какой аборт, дружище, ты о чём! Катюшке тогда семнадцати не было.
– Меня их бабьи дела не касаются. Охотниц до моего мужского достоинства – не счесть… а я… один в своём роде. Ни одной кокетке не отказал. И что… если каждая бедолага, какую я стояком своим осчастливлю, рожать от меня надумает... короче – не мужское это дело, с пелёнками да подгузниками воевать. Катюха, пока не выступала, жил с ней, честь по чести, даже зарплату иногда в дом приносил, а как зубы выставила – зараз и попрощались. Я щедрый, никому в интимной помощи не отказываю.
– А как же любовь? Я ведь на свадьбе вашей гулял. Помню, как клятвы давали: вместе навеки, в горе и в радости.
– Бредятина это всё. То так, для форсу, чтобы публику шокировать. Нынешняя моя, Алёна Евгеньевна, мать её ети, тоже баба глупая. Предупреждал ведь – дети мне без надобности. Но эта хоть молчит, зубы не выставляет. И правильно делает. У меня рука тяжёлая. Зубов не хватит бодаться со мной.
– Ты что, бьёшь её?
– Учу, брат, учу слегонца. Это бесовское племя ни в коем случае нельзя распускать. На голову сядут. Знаю, что говорю.
– Ну и как у вас с ней, эту-то хоть любишь?
– Я их всех люблю. Которая девулька ноги раздвинула – ту и люблю. Готовит Алёна прилично, не транжира. Друзей моих в гости ласково принимает. Пьёт в меру, ежели дозволяю. Супружеский долг безотказно блюдёт.
– Значит, если рот раскроет и претензию выскажет, ты её тут же... того... с собственным ребёнком на улицу?
– Пусть спасибо скажет, что кормлю, кров даю. Девки ко мне в постель сами прыгают, отбоя нет. Эта с понятием, покудова молчит. А здоровья у меня, сам знаешь – как у батьки. Кстати, папашка тоже в очередной раз подженился, старый развратник.

– Это которая же по счёту?

– Кто их считал, бес его знает! Он – мужик настоящий. Шестой десяток, а бабу привёл… лет двадцать пять, не больше. Я бы ей пёрышки пощипать не отказался. Ладно бабёнка скроена. Духовитая, смачная. Да у батька моего не забалуешь, с одного удара в нокаут оправит. Потом всю жизнь на лекарства работать придётся. Ну и лях с ней, вертихвоской. На мой век ловких в постели кошёлок хватит.
– Ты же говоришь, что Алёну женой считаешь.
– Секса, Витюха, как и денег, много не бывает. Нужно хотя бы попытаться всех в обозримом пространстве баб на предмет сладости передка обследовать.
– Не боишься на старости лет один остаться, или того хуже – неприличную хворь подхватить?
– Неа. У меня профессии нужные. Я… во-первых – электрик, во вторых – сантехник. Плитку могу класть, любые слесарные выдумки запросто осуществлю, холодильники и стиральные машины ремонтирую. Всегда с доходом буду. Бабам, поверь, полный кошелёк, побрякушки ювелирные да лихая долбёжка надобны. С этим добром у меня полный порядок, никто не жалуется. Может, в гости зайдёшь, на рюмку чая? Если хочешь – могу Алёнкой своей угостить. Она у меня баба послушная… а какая сладенькая!
– Спасибо, нет. Я силу мужскую даром не растрачиваю. Насчёт сожительницы своей… всерьёз предложил… или бравируешь?
– Когда это я врал! Зуб даю: прикажу – не посмеет перечить.