Натуральные обязательства

Натуральные обязательства

У монахинь всегда много работы. Это часть послушания и нормальная рутина обители, не считая того, что физический труд помогает сосредоточиться и усмирить дух.

Агата никогда особо не жаловала физический труд. Ей хватало занятий в лаборатории, после которых в некоторые дни к вечеру она оказывалась совершенно вымотанной. И все же правила есть правила, и не менее трех раз в неделю ей приходилось то помогать на кухне, то носить воду или полоть свекольные грядки.

Возможно, поэтому долгий сон на широкой и мягкой, хотя и незнакомой кровати ей показался скорее благом, чем поводом для тревоги.  

Пока, в очередной раз выскользнув ненадолго из упоительной дремы, Агата не вспомнила, что кроватей таких в монастыре отродясь не водилось, а в просторных комнатах со стенами из грубого камня, как та, в которой кровать находилась, сестры хранили сыр.

Агата рывком уселась в постели и уставилась перед собой.

– Не спится? – резко повернув голову, она едва не уткнулась носом в сидящего рядом.

– Что вы здесь делаете? – спросила Агата у изучающих ее темных внимательных глаз. Она попыталась сосредоточиться, но сознание будто… плескалось внутри ее головы, неуступчивое и юркое, как скользкая рыба.

– Я здесь в некотором роде у себя дома, – спокойно ответил Дракула. – А что вы помните? – промолвил он с любопытством.

Агата нахмурилась.

– Монастырь. И молитву. Вы появились во время общей молитвы. Я помню, как Джонатан... Мина… Мина впустила его. И волки. Да, я помню волков. – Она замолчала, не до конца уверенная, что верно восстановила события – или же их последовательность. – А потом вы сказали… Вы обещали, что я...

Она подняла на него задумчивый взгляд.

– Вы меня оттуда забрали, – констатировала она мрачно. – Вам показалось мало выпить меня без остатка, и вы забрали меня...

– ...так сказать, во плоти, – Дракула кивнул, соглашаясь. – Вам здесь не нравится? – добавил он, широким жестом обведя помещение.

Она не ответила. Вновь оглянувшись вокруг, она посмотрела на Дракулу. Тот сидел так близко, что она могла видеть мелкие морщинки на его бледном лице. 

– Чего вы хотите? – спросила Агата.

Дракула неопределенно пожал плечами.

– Поговорить.

...

Все-таки кровать была невероятно удобной. За годы, прожитые в монастыре, Агата успела забыть о подобной роскоши. Она спала, уютно устроившись, будто бы погрузившись в густое море из облаков, – и снились ей облака. Огромные, белые, обнимающие пушистыми волнами. Изредка позади них мелькали незнакомые тени и слышались голоса. Но чаще посреди сна просто вдруг возникал Дракула, и желание спать уходило куда-то на задний план. Это не столько удивляло, сколько вызывало вопросы, – как и то, что, как ни пыталась, Агата не могла вспомнить, чтобы хоть раз увидела, откуда он, собственно, возникал.

– Почему я никогда не вижу, как вы входите в дверь? – однажды спросила она у графа. – Я думаю, вы поите меня какими-то травами… Может быть, опиатами, – предположила она. – Но я ведь уже не сплю, когда вы приходите. Или, вернее… – Она замолчала, чувствуя, что запуталась. Посмотрев на Дракулу, сердито добавила: – Не превращаетесь же вы, в самом деле, в туман.

Дракула улыбнулся ей с тем оттенком светской любезности, который, как она успела усвоить, означал, что ответа ей не дождаться, и Агата, вздохнув, заговорила о чем-то другом.

В этом, впрочем, не было ничего нового – множество раз Агата пыталась, прямо или намеками, выведать у него, где находится, что происходит и чего ей от него ожидать, – все напрасно. Дракула не реагировал вовсе или же выдавал что-нибудь издевательское, – и причем настолько, что становилось ясно: затронутая Агатой тема – табу.

Причем, похоже, – единственное.

В первый вечер после ее... пробуждения Дракула сказал, что хочет поговорить, – и они говорили. Много, – о книгах, музыке, о людях и их привычках, о том, что в мире случалось раньше и что бывает теперь. Сплетничали, как бывалые кумушки, и вели научные диспуты, сравнивали впечатления от прочитанного и обсуждали, как изменилась жизнь.

Агата никогда не была молчаливой, и разговоры, к тому же, помогали ей упорядочить мысли и лучше понять себя. Если в монастыре ей чего-то и не хватало, то собеседника, который мог бы услышать, ответить, оспорить ее суждение или его подтвердить.

Сестры ей были тут не помощницы, – добрые и заботливые, относившиеся друг к другу… ну, относившиеся как сестры, спорам и обсуждениям они предпочитали молитвы, – пускай бы речь зашла и о Святом Писании. Так что с ними Агате было отчаянно скучно.

Дракула был собеседником требовательным и упрямым. Умным, внимательным, острым и увлеченным. Он никогда не перебивал и выслушивал до конца все, что она говорила, вдумчиво изучая, долго разглядывая – и возвращая обратно, подчас развернутым в ином совершенно ракурсе, и это было… да, было захватывающе, признавала она.

В его очередной визит Агата проснулась от пристального взгляда.

Вздохнув, она повернулась на спину.

– Сколько прошло времени? С тех пор, как вы принесли меня сюда.

– Три с половиной недели.

Агата кивнула.

– Вы не боитесь мне опротиветь? – в приливе неожиданной дерзости спросила она.

Спросила – и сразу же пожалела. Но гнева на нее не обрушилось, – как и обиды, и злости. Он рассмеялся.

– Агата, – сказал, наклонившись и глядя в ее глаза. – Как же вы… предсказуемы? Как наивны в вашей яростной непримиримости. Вы так уверены в себе – и в том, что эта непримиримость оберегает вас от проявлений «греховной слабости». Таких, например, как способность испытывать ко мне что-то, помимо м-м-м... праведного гнева. Ваши упорство и стойкость поистине восхищают. – Он замолчал, улыбнувшись. – Но если бы я захотел, не сомневайтесь... да, если бы я захотел, я бы заставил вас... кричать.