Научи меня летать

Глава 1. Мария

За семь лет тут совершенно ничего не изменилось. Те же улицы, те же магазины, те же люди. Город остался таким, каким я его помнила. Только вот я теперь совершенно другая. Больше нет слабой и наивной Маши Черкасовой, её место заняла Мария Ларина, известная актриса и просто уверенная в себе женщина.

Семь лет назад я бежала из этого городка, полная решимости никогда не возвращаться. И, возможно, не вернулась бы, если бы не болезнь отца. Он умирал, это было всем очевидно. Это известие буквально сразило меня, вынуждая переступить через собственные убеждения и боль, вынуждая вернуться в родной город. Иначе я могу никогда больше его не увидеть и ни за что не прощу себя за это. Я приехала попрощаться с любимым отцом, единственным человеком, который меня всегда и во всём поддерживал, верил в меня и все мои начинания. И сейчас он доживал, вероятно, последние дни своей жизни. И это невыносимо. Чудовищно больно. Несправедливо. Я была не готова потерять его. У меня не было никого ближе него.

— Ты в порядке? — спросил меня Женька.

— Да. Всё отлично, — отозвалась я коротко.

Евгений Суворов или Женька, как называла его я, был успешным московским бизнесменом. Мы познакомились с ним чуть более трёх лет назад на премьере моего фильма. На тот момент я была не готова к каким-либо отношениям. Всю себя, каждую минуту своей жизни, каждую эмоцию я посвящала работе. Забывалась в ней. Она была моей анестезией, лекарством от душевных мук. И мне совершенно не хотелось что-то менять. Но Женька, который, кстати, никому кроме меня не позволял себя так называть, проявил просто чудеса упорства и терпения. Медленно и верно он завоевывал моё внимание. Обольщал и соблазнял. Я сопротивлялась семь месяцев, но в итоге сдалась, и мы стали любовниками. Я просто решила: а почему бы и нет? Может, это именно то, что мне нужно. Ещё один шаг к исцелению и новой жизни.

Я ожидала, что, получив своё, он исчезнет с горизонта. Я даже хотела, чтобы он исчез. Потому что секс — это одно, просто удовольствие для тела; а отношения — это совсем иной уровень близости. Они подразумевают доверие, душевную привязанность, а порой даже любовь. Мне ничего из этого не было нужно. Только у Женьки были свои соображения на этот счёт, и он продолжал одаривать меня своими вниманием и заботой. И со временем я всё же привязалась к нему. Мы стали друзьями. Я знала, что он меня любит, и сама любила его, но недостаточно. Потому всё равно старалась держать некую дистанцию. Женька уже неоднократно предлагал мне выйти за него замуж, но я просто не могу так с ним поступить. Он несомненно был дорог мне. Он был моим другом, любовником, человеком, который поддерживал меня на жизненном пути. Но я не любила его так, как он меня. Не мечтала о том, чтобы прожить с ним жизнь и родить ему детей. Мне порой казалось, что я просто больше не способна испытывать такие чувства. И если бы я согласилась стать его женой, то несомненно в итоге испортила бы ему жизнь. Этого мне не хотелось. Я желала ему счастья, совершенно искренне. И мне было безумно жаль, что Женька никак не хотел понимать, что я не та женщина, что сделает его счастливым. По-хорошему, мне бы надо давно разорвать с ним любые отношения, чтобы он мог двигаться дальше, но я не могла. Слишком мало в моей жизни было людей, которых бы я назвала близкими. Всего трое. Отец, Женька и мама. И то, с матерью у нас всегда были проблемы во взаимопонимании. И потому я боялась разрывать с Женькой отношения. Боялась снова терять. Самым низким образом пользовалась его отношением ко мне. Мне оставалось только надеяться, что однажды он встретит свою женщину и останется в моей жизни в качестве близкого друга. Глупая и наивная надежда.

Мы наконец подъехали к дому, где я прожила большую часть своей жизни. Тут всё было до боли родным. И на мгновение я вновь почувствовала себя той наивной девочкой, которой была когда-то. Девочкой, верящей в счастье, любовь, верность и дружбу. Но я быстро скинула с себя оцепенение. Теперь я другая. Умнее. Сильнее.

— Машенька! Доченька, — прошептала мама, крепко обнимая меня. — Я уже и не надеялась увидеть тебя на пороге родного дома.

Нет, она не обвиняла меня, а просто говорила что думает. Конечно же, я виделась с родителями на протяжении этих лет. Они часто приезжали ко мне в Москву. Но я сама категорически отказывалась навещать родной городок. Слишком много воспоминаний, большинство которых причиняет боль. Я боялась этой боли. Несмотря на то, что я сильно изменилась, я была не уверена, что моя броня выдержит атаку призраков прошлого. И я вряд ли когда-либо решилась бы приехать сюда, если бы с папой не случилась эта беда.

— Мама, — выдохнула я, крепко обнимая её в ответ.

— Евгений, — искренне улыбнулась она мужчине, после того как отпустила меня, — рада тебя видеть.

Пусть я и не хотела в своё время сближаться с кем-либо, но всё же Женьке удалось пробраться в мою душу. И, в итоге, мне пришлось познакомить его с родителями, когда они нагрянули в гости без предупреждения. Он им понравился, и я знаю, они надеются, что однажды я перестану дурить, и мы поженимся.

— Александра Игоревна, — улыбнулся Женька, — Вы чудесно выглядите.

— Льстец, — смутилась мама.

— Ничуть, — отозвался Женька.

— Мам, как он? — прервала я затянувшийся обмен любезностями.

— Плохо, — потерянно отозвалась она и словно мигом постарела. — Врачи дают ему от силы месяц. Утверждают, что ничего больше не могут для него сделать. Наверное, именно поэтому и отпустили его домой, доживать свои последние дни.

— Я могу его сейчас увидеть? — в груди всё сжалось, и слова давались с трудом.

— Да, конечно. Он сейчас не спит.

Больше мне ничего не требовалось знать, и я буквально взлетела по лестнице на второй этаж. Быстро нашла комнату отца и с трудом подавила отчаянный всхлип, смотря на самого родного человека в мире.

Папа просто ненавидел больницы, совершенно не доверял врачам. Поэтому он до последнего скрывал от нас, что с ним что-то не так. И только когда около месяца полтора назад у него за ужином хлынула из носа кровь, маме удалось загнать его к врачу. Поставленный диагноз оказался приговором. Запущенная лейкимия в четвёртой стадии. Поначалу отца пытались лечить, вводили какие-то препараты, но они совершенно не помогали. Да ещё и отец ежедневно требовал отпустить его домой. Как он говорил, если уж ему всё равно осталось немного, то последние дни он хочет провести дома. Он не слушал ни маму, ни меня, когда мы буквально умоляли его остаться в больнице и попытаться дать болезни бой.

И вот он сидит в своём любимом кресле, укрытый пледом с газетой в руках. Такой болезненно бледный и худой. За каких-то полгода он из упитанного мужчины, превратился в ходячий скелет. Он высыхал на глазах, немыслимо быстро теряя вес. И ведь опять же мы с мамой всеми силами старались заставить его пройти обследование, чтобы выяснить причины такой стремительной потери веса. Но разве же добьёшься от него послушания?

— Папа, — прошептала я, чувствуя мерзкую резь в глазах, — здравствуй.

— А, Машуня, привет, — улыбнулся он, и его глаза блеснули радостью.

Подойдя к нему, я обняла его, прижимаясь, как когда-то в детстве. Можно сколько угодно настраивать себя, готовиться, но реальность страшнее любой выдумки. Именно сейчас, сопоставляя чудовищный диагноз и плачевный внешний вид отца, я окончательно осознала насколько всё серьёзно. Ведь несмотря на всё, что рассказывала мама, я до последнего надеялась на какое-то чудо. И вот эта надежда обратилась в прах.

Меня душили слёзы, пока мы разговаривали с папой. Я отчаянно кусала губы, дабы не дать разреветься. Не хотела расстраивать папу: он всегда ненавидел мои слёзы, они причиняли ему боль. Как и каждую нашу встречу, мы говорили обо всём на свете. Наслаждались обществом друг друга. Но вскоре я заметила, что он устал. Конечно же, папа ни за что сам этого не скажет, но мне было видно, как он побледнел ещё сильнее, чуть ли не в синеву. Тогда я заставила его лечь и, когда он довольно быстро уснул, выскочила из комнаты и разрыдалась.

Когда узел внутри немного ослаб, я взяла себя в руки. Семь лет назад, убегая из этого города, я обещала себе, что больше никто не увидит моих слёз. И я была намерена и дальше сдерживать обещание. Поэтому направилась в ванну, чтобы привести своё лицо в порядок.

Когда я спустилась вниз, обнаружила Женьку и маму за просмотром телевизора. Изначально Женька хотел поселиться в гостинице, но мама ничего и слышать об этом не желала. Я же банально не знала, хочу ли я, чтобы он остался у нас дома или нет. Я никогда не проводила с ним вместе более нескольких часов, а тут нам предстояло жить под одной крышей четыре дня. Это был максимум времени, которое мужчина смог выкроить из своего плотного графика, тогда как я, путём бесконечных споров, выбила себе месяц отпуска. Вскоре Женька уедет, а я останусь. Но всё равно, четыре дня бок о бок под одной крышей… Это несколько напрягало и пугало меня.

И всё же, когда мы поднялись наверх, в мою комнату, мне удалось выкроить из ситуации свой плюс. Весьма большой плюс. Меня до сих пор мелко потряхивало, пережитой нервный срыв давал о себе знать. Да и в целом, невозможность изменить ситуацию сильно угнетала, буквально убивала. Мне отчаянно хотелось хотя бы ненадолго забыться. А секс был отличным антидепрессантом. Поэтому, едва за нами захлопнулась дверь, я прильнула к Женьке, целуя его жадно, требовательно. Судя по ответной реакции, мужчина ничего против не имел, и вскоре мы погрузились в чувственную нирвану.