Серебристый туман окутал город. На улице было тепло и пасмурно. Ночью прошёл дождь. Город всё ещё спал и только редко в некоторых окошках появлялся свет. Пахло свежестью и липовым цветом. Было тихо и пусто. Инна шла по аллее: совершенно не замечая первого утреннего пенья птиц и шелеста ветвей с мокрой нежной листвой.
Её больше не мучили мысли, не терзали переживания, не наводили на размышления никакие сомнения. Она была свободна от всех проблем, потому что больше не могла ни о чём думать, ни о чем не могла говорить. Хотя и говорить-то было больше не с кем.
Женщина пока еще не успела обсохнуть, а черные грозные тучи снова начали ронять холодные дождинки. Капли дождя становились всё крупнее и стремительнее, но для неё это не имело никакого значения. Инна подошла к скамейке в конце аллеи и присела на край.
Мимо быстро прошагал высокий мужчина под большим черным зонтом и снова тишину перебивал только ливень. Зонт у Инны был, но ей настолько было безразлично всё происходящее, что она даже и не подумала достать его из сумки.
Время шло незаметно, редкие прохожие нарушали тишину стуком каблуков или шлёпаньем по лужам. Молодая женщина несколько часов просидела неподвижно. Дождь не прекращался. Вдруг чей-то голос вырвал её из оцепенения. Инна подняла глаза. Рядом стояла старушка.
— Дочка, с тобой всё в порядке?
Инна посмотрела на неё непонимающе, насторожённы взглядом .
— Ты вся промокла насквозь, как бы не простудилась. Шла бы ты, дочка, домой. А то так и воспаление подхватить недолго.
— Мне всё равно.
Инна встала и побрела в обратном направлении. У подъезда она остановилась, долго не решаясь открыть дверь, потом собрала все свои силы, вошла в подъезд, и не дожидаясь лифта, побрела, с трудом передвигая ноги, на седьмой этаж. Дверь была закрыта, но женщина совсем не помнила, как закрывала её. Она вошла в квартиру, у порога сняла с себя мокрые вещи и прямиком направилась в ванную. Да, она и впрямь могла всерьёз разболеться, просидела под холодным дождём несколько часов. Инна наполнила ванну горячей водой, добавила лавандового масла и немного лавандовой пены, удобно разместилась в ванне, чтобы наверняка прогреться. Душистая пенка распушилась, искрясь, на поверхности вод горячей воды. Инна следила за лопающимися пузырьками, затем закрыла глаза и снова погрузилась в мысли о вчерашних событиях.
… Они провели с Димой вместе три дня. Он приехал с твёрдым намерением остаться с ней навсегда. Эти несколько дней пролетели, словно прошел час. Они строили планы на будущее, мечтали о новом доме у моря, о том, сколько детей у них будет в скором времени, какие кольца они купят для свадьбы, в какой церкви будут венчаться. Дима выглядел счастливым и ничто не предвещало беды. Вчерашним вечером они устроили романтический ужин. Инна приготовила самые вкусные блюда, достала припасённое для этого случая выдержанное вино. Дима был чем-то обеспокоен.
— Что-то случилось? — Инна старалась скрыть свое волнение.
— Ничего, всё нормально.
— Я вижу, что-то произошло. Дима, мы договаривались с тобой, что ничего друг от друга не скрываем, и никогда не лжём друг другу. Давай не будем строить отношения на недомолвках.
— Когда ты уезжала на встречу с клиентом, мне позвонила Света. Алёнка сильно заболела, им сейчас очень плохо, денег не хватает.
— Ну, так давай переведём им денег. Сколько нужно?
— Не в этом дело, понимаешь. Алёнке нужно, чтобы я сейчас был рядом.
— Дима, ты десять лет был рядом, но тебя в том доме ни во что не ставили. О чём ты говоришь? Тебя ведь как всегда хотят использовать. У твоей Алёнки мать педиатр, неужели она не справится с ситуацией. Светлана пользуется случаем, чтобы вернуть тебя и снова использовать для своих целей, а после снова прогнать.
— Ты знаешь, Инна, что я больше никогда не вернусь в тот дом и никогда не прощу Светку.
— Да, я слышу это от тебя уже десять лет, но не могу быть уверена. Я не хотела тебе говорить, но скажу. Вчера Светлана позвонила мне и сказала, что ни перед чем не остановится, чтобы помешать нам быть вместе. Димка, как же ты не понимаешь, она играет твоей судьбой, использует ребёнка для достижения собственных целей, а сама живёт в своё удовольствие. Если бы она всерьёз тебя любила, я бы никогда не встала между вами, но мне не хуже твоего известно, сколько раз она тебя предавала, сколько раз изменяла тебе. Ты сам-то не уверен, что Алёнка твоя дочь.
— Да, всё так... Но не пойду же я сейчас отцовство устанавливать, я её воспитал.
— Давали ли тебе возможность её воспитывать...
Инна вышла на балкон и долго вглядывалась вдаль, как бы размышляя в себе о том, что всё-таки происходит. Дима подошёл и обнял её за талию.
— Инусик, ты же знаешь, ты самое дорогое моё сокровище, я никогда не вернусь к Светке, но сейчас мне нужно поехать к ним, свозить дочку в больницу.
— Конечно, без тебя её свозить некому, Свету по кабакам возить быстро желающие находятся, а здесь, без тебя никак не обойтись.
— Слушай, прекрати истерики, я их ненавижу, мне хватило одной истерички, — начал раздражаться Дмитрий.
Инна долго молча смотрела на него. Слова застряли комом в горле. Но наконец, с большим трудом, она взяла себя в руки и тихо-тихо прошептала:
— Дима, я беременна.
— Чего ты? Я же просил тебя повременить, я же тебя предупреждал, что мне сейчас ребёнок ни к чему. Я не знаю, что тебе ответить, я уезжаю.
Дима прошел в комнату и начал нервно скидывать вещи в чемодан. Инна присела на диван в прихожей и горько разрыдалась. Он выскочил из комнаты: