Не говори "прости"

Глава 1

— Маха, ты меня поражаешь! Слов просто нет… цензурных, — теперь Геннадий знал, что такое, когда волосы шевелятся на голове. — Он — мразь, Машка! За двадцать лет ни разу о нас не вспомнил, не позвонил… Открытки не прислал, я уже не говорю о том, каково будет нашей матери узнать, что ты собралась к нему.

Имя отца в семье Сотниковых не произносилось вслух. Тамара воспитала и подняла дочь и сына одна, один раз отрезав. На алименты не подавала, а Глеб и не стремился помогать бывшей семье. Ни копейки за все время. Даже когда появилась связь и интернет, Глеб Графит не искал встречи со своими детьми, не интересовался их судьбой.

Еще будучи студенткой, Тамара поехала с подругой на практику в Краснодар, где и познакомилась с Глебом Графитом. «Это была любовь с первого взгляда» — рассказывала она потом, украдкой пряча слезы. Обе подруги нашли свое счастье в чужой стороне. Вышли замуж, детей родили. И обе вернулись в родные края, потрепанные жизнью, с разбитыми мечтами. У Томы двое ребятишек, у ее подруги, Зои, дочка на руках.

Гена только родился, а Машеньке и четырех годков не было, когда Тамара узнала, что у мужа появилась другая женщина. Как говорится, красивая и гордая дорогу перешла. Заявила свои права, что у них чувства, а с ней, Томой, Глеб только ради детей мается.

— Глеб, скажи правду, — встретила его у порога с грудным сыном на руках. Маша интуитивно спряталась за материну юбку, чувствуя напряжение между родителями.

— Прости, это правда. Не знаю, как быть, — развел руками. Он боялся повернуть голову в их сторону, думая, что она заскрипит или отвалится от всплеска эмоций.

Шаркающе прошел мимо, в спальню. Сидел на супружеской кровати сгорбившись, пытаясь найти себе оправдание. Позвал ее несколько раз, чтобы поговорить, но Тома его не хотела слушать. Какое может быть понимание? Скажет «прости», как кошку пригладит против шерсти… Такого унижения она не выдержит, обязательно сорвется. А дети? Сын на руках тянулся к груди, пробираясь к соску через ткань тонкого хлопкового платья. Сильно хватался за отворот, будто хотел вытянуть всех из трясины.

Она всхлипнула, увидев, что все спереди промокло от молока. Из-за переживаний и покормить его забыла… и Маша стоит переминаясь, смотрит на нее голодными глазами.

Вытерев слезы, женщина пришла в себя. Есть ее кровиночки, ради которых нужно быть сильной, не раскисать. Полгода муж ее обманывал, снюхавшись со штукатурщицей на стройке. Веселая хохотушка… А тут она, со своими проблемами, чем детей накормить, во что одеть.

Ей было странно, непостижимо. Как можно любить и потом остыть? Резко, будто никогда не горело и не было слов и обещаний... Забыть о радости, что появилась прелестная дочка, а потом и сына планировали. Вместе.

Тамара собрала кое-какие вещи, детей в охапку и купила билет в один конец.

Тяжело было морально и физически. Время другое, люди попадались разные. Кто-то посочувствует беде молодой матери, а кто-то последнее готов отнять. У нее еще в поезде украли последние деньги, не побрезговали крохами… Всего сто двадцать рублей по тем временам. Кошель выбросили в тамбуре, вывернув наизнанку. Как издеваясь, оставили только одну монетку — рублик… Даже еды купить не на что. Сама пила воду из вагонного водонагревателя, а Машу кормила кислыми яблоками, которые ей отдала сердобольная бабулька.

И снова глаза от нее все отворачивали. Своих проблем много. «Не надо было рожать» — донеслось до слуха.

Тома приехала к матери убитая и потерянная, с потухшим взглядом и утраченной верой в добро и справедливость. Худая как щепка, обесцвеченная.

Выстояли. Помог огород, да небольшая пенсия мамы. Тамара хваталась за любую работу, оставив детей на их бабушку. Через суд развелась и запретила себе думать о нем.

Единственный сын, названный в честь отца Глебом Глебовичем, в свое восемнадцатилетние сменил имя, став Геннадием.

Гена был слишком мал, чтобы помнить об отце, а вот у Маши воспоминания сохранились…

— Понимаешь, братец, — Мария присела рядом и обняла его за плечи. — Не родственные чувства у меня проснулись. Дело в другом.

— Машка, я не отпущу тебя к ним! Одумайся, — мотал головой Гена, не давая запустить ей руку в густые волосы и поворошить, как обычно. Надулся, как обиженный барсук.

— Мне нужно закрыть гештальт. Посмотреть в его бессовестные глаза и понять для себя главное: Как ему живется? Есть там что-то человеческое вообще? Отчего полностью отсутствует инстинкт заботы о своем потомстве? Или прошла любовь к женщине и дети от нее не нужны. Так выходит? — руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Просто он — дерьмовый человек, Машка. Что тут понимать? — брат скинул ее руку, обнимающую за плечи. Стал нервно расхаживать по комнате. Пыхтел, выпуская через ноздри злость. — Да и как ты его найдешь? Почти двадцать лет прошло. Будешь бегать по Краснодару и у каждого спрашивать? У нас даже фотки его нет ни одной.

— Ты меня совсем недооцениваешь, Ген. Я нашла через социальные сети нашу сводную сестру. Редкая фамилия Графит… Ее зовут Нина. Хочешь посмотреть? — потянулась, чтобы взять со стола телефон.

— Иди знаешь куда?! — у брата на лице был такой шок, будто ему под ребра кулаком вдарили со всего маху: глаза покрасневшие навыкате, нижняя челюсть отвисла. — Маша, не лезь в это. Очень тебя прошу. Ты ведь пожалеешь, — пытался еще вразумить безбашенную сестру, присев перед ней на корточки. Вглядывался такими же зелеными глазами, посылая сигналы бедствия.