Не ходи. Но ведь он зовёт...

Не ходи. Но ведь он зовёт...

Девочка лет восьми, запрокинув голову, стояла в сенях и тонкие бледные черты её лица холодились полной луной. Длинные волосы спускались на плечи и терялись во тьме позади, белая рубаха колыхалась от легкого сквозняка. Босые ноги мерзли на холодном деревянном полу, и она переминалась с ноги на ногу, тревожно вглядываясь в ночную тьму. На улице было тихо и темно. Зимняя ночь сияла звездами и поблескивала сугробами. Из дома веяло теплом и пахло щами, женщина высунулась из дверей, удивленно поглядывая на дочь.

- Селена? – переспросила она, наклоняясь к девочке и беря её на руки. - Что ты делаешь тут?

Дочь, также продолжая глядеть в ночь, тихо спросила:

- Ты слышишь, мам?

Они обе замерли, вслушиваясь.

- Нет, а что там?

- Голос… он зовет меня. Ты слышишь?

- Да брось… - Женщина нервно захлопнула дверь и для верности положила засов, которым пользовалась нечасто. - Кому там быть. И больше не смей уходить.

Морозная вьюга или теплый летний вечер, не важно, что было за окном, дитя часто и подолгу стояло, вглядываясь в синь окна или распахнутую дверь, словно в попытке уловить что-то невидимое и неслышимое. Мать же все чаще злилась, наказывая девочке всегда рассказывать о таком и никогда не врать. Но, глядя в её честные глаза, женщина пугалась. Кто мог звать её девочку? Куда? А главное зачем?

- Не ходи за голосом,, дорогая. Не ходи более… - гладила она малышку по волосам перед сном. – Не слушай. Забудь его…

И будто бы на время такой заговор помогал. Девочка оживала, забывая про окна и двери, снова была весела и послушна. Её снова больше не интересовали приближающиеся сумерки. Бывало порой он замрет, остановится, будто прислушается. Может почудилось? Почудилось, - решительно кивнет головой она, пуская волну по тугой светлой косе, и бежит дальше, играет с другими детьми.

Время шло. Сменились годы и лета, девочка стала девушкой, первой красавицей на деревне. Высокая, ладная, быстрая, словно ветер, Селена собой очаровывала. Было в ней что-то, что цепляло взгляд и не отпускало. Горящие ли глаза, тонкие кисти с нитками бус, золотой ли каскад волос, развивавшийся волной, когда они с девками на лошадях по полю разъезжали да с мальчишками играли. Было в ней что-то, что отличало её от других. Глаза, горящие синим огнем? Руки, что могли лечить? Ноги, что могли бежать без устали? Тело, что не болело и раны затягивало? Кто знает, кто знает… но привлекала внимание она не только этим, деревня-то была маленькой, все друг друга знают, да и имена детям выбирают простые, известные всем, ничем не выделяющиеся. А тут… Соседки шутили да спрашивали мать: за что ж она дитя так обозвала то? Не могла имя обычное выбрать? А то вокруг вся деревня Ивоны, Лады, Вели, да только её дочь – Селена. На что мать отмахивалась, что мол назвала дочь так, как просил тот, без кого у неё её и не было. Соседки понимающе кивали, но в следующий раз снова пошутить об этом, надеясь выведать побольше подробностей. Да только ничего не получалось. Так и жили, за годом год. И вот пришла зима… холодная, лютая, реку сковало толстым льдом, днем и ночью над деревней стоял дым от печей, а по улице носились румяные дети в тулупах да валенках, играя в снежки.

Вечером, сидя у прялки как обычно, мать Селены мурлыкала песенку в такт стуку прялки, а потом, почувствовав холодный ветер, потянувшийся по полу, поежилась.

- Селена, это ты? Холодно, закрой дверь. – Однако так и не дождавшись ответа, повторила зов. – Селена?..

Снова нет ответа. Ей пришлось встать из-за прялки и хмурясь выйти в сени, чтобы застать дочь, стоящей на пороге и смотрящей в небо пустым взглядом.

- Дочка, ты чего?

- А? мама? Ты чего на улицу так вышла, холодно же, - девушка, очнувшись, тут подхватила мать под локоток и завела в дом.

- Ты чего там делала? – Подозрительно уточнила мать, - Всю избу выморозила.

- Да просто стояла, думы думала, - отмахнулась Селена будто ни в чем не бывало, отряхивая снег с валенок. Ночью мать, тревожась в полусне погладила дочь по волосам, быстро пробормотав привычное уже и заученное за годы заклинание, а потом провалилась в сон.

Только в этот раз заговор не помог. Голос был настойчивей.

Голос был негромкий, будто шепот, но пробивался сквозь сны. Волнуя и пугая. Селена села на печи, свесив ноги. Спать совсем не хотелось, она чувствовала себя бодрой и полной сил. В доме было прохладно, но от печи веяло теплом. В окна светила полная и яркая, и голос, звавший её, словно исходил от неё. Тихо, чтобы не разбудить мать, она спустила босые ноги на пол и вовсе не замечая его холода, заглянула в окно.

- Иди…

Двери чуть скрипнули, пропускаю ночную беглянку в сени, где она быстро натянула на босые ноги валенки и схватила тулуп, а на голову набросила платок. Потом осторожно прикрыла двери, также ни звуком не выдавшие её, и вышла во двор. Там было тихо и красиво, недавно выпавший снег блестел в свете луны и переливался всеми цветами радуги, дома вокруг были темны. Все спали. Под валенками чуть поскрипывал снег, когда девушка быстро пробежала до калитки про протоптанной тропе. Она и сама не знала куда идет, она шла на зов. Он твердил ей: «моя», и хоть молчала она, каждый вдох был ответом: «твоя». За калиткой на нетронутом снегу лежал венок. Живые цветы, будто только сорванные на солнечной полянке, перевязаны красной лентой и покрыты изморосью. В холодном свете луны да на сугробе они смотрелись чужеродно. Утопая в снегу, Селена подошла ближе, подхватывая венок и нисколько не сомневаюсь, что пожарок. Для неё.