Не красавица

3

Я пробираюсь сквозь толпу на танцполе, твёрдо зная, что Громов идёт за мной. Пробираюсь, как выясняется, бесцельно, потому что желанного островка, на котором можно пуститься в пляс без боязни ненароком отхлестать кого-то по щекам, так и не находится. 

Неизвестно, сколько бы я так шла, если бы ладонь, опустившаяся на талию, не заставила меня остановиться. Опустив глаза вниз, я удивлённо разглядываю длинные пальцы, контрастом выделяющиеся на кроваво-красной ткани платья. Ого. Громов только что меня обнял.

— У тебя есть любимое место для танцев? — следом звучит рядом с ушной раковиной. — Если нет, то предлагаю остановиться прямо здесь.

По плечу ползут мурашки. Возможно, от работающих кондиционеров, из-за которых здесь довольно холодно. Кстати, с учётом того, что на танцполе многие потеют, риск продуть шею или спину многократно возрастает.

Я поворачиваюсь и сразу же встречаюсь с Громовым глазами. На этом меня посещает инсайт, что в концепции темноты и тесноты определённо есть смысл: ты вынужден стоять близко, но благодаря полумраку ничуть этого не смущаешься. 

Загадочно улыбнувшись, я поднимаю руки вверх и плавно встряхиваю головой. Не знаю, откуда берётся это движение, — наверное, в своё время я всё-таки пересмотрела рекламы шампуня. Дальше всё получается само собой: покачивать бёдрами в такт музыке, переступать с ноги на ногу. Совсем и не сложно, кстати. И самое приятное в этом — продолжать смотреть ему в глаза.

— А ты почему не танцуешь? — осведомляюсь я и быстро трогаю языком нижнюю губу, чтобы проверить, не съела ли помаду. Судя по липкости, она ещё на месте. 

Громов указывает пальцем себе на ухо и качает головой, мол, не слышу. 

Я наклоняюсь к нему ближе и, коснувшись ладонью плеча, выкрикиваю:

— Почему ты не танцуешь?

От него пахнет чем-то терпко-пряным, вызывающим волнительную вибрацию в крови. Которая усиливается, когда Громов, положив ладонь на поясницу, тянет меня к себе и его горячее дыхание со вкусом солода и мяты касается моего виска.

— Потому что люблю смотреть.

Пульс частит, разгоняя по телу ощущение безграничной эйфории. Хорошо настолько, что я никак не могу перестать улыбаться. Сегодня мне удаётся всё.

— Ну тогда смотри внимательнее, — выговариваю шёпотом, не забыв при этом кокетливо дёрнуть Громова за воротник. 

Развернувшись к нему спиной, снова поднимаю руки. Спрашивается, чего я так боялась танцев? Это очень легко. Нужно просто позволять музыке вести твоё тело. Ноги, талию, бёдра, руки, шею, волосы, губы, глаза… И тогда всё отлично получается. 

В подтверждение этих мыслей парень, танцующий напротив, мне улыбается. Сразу видно, что он милый и добрый, и я без раздумий улыбаюсь и подмигиваю ему в ответ. 

Прикосновение тела сзади не становится для меня неожиданностью. Оно кажется таким же естественным, как и то, что Громов оплатил мой коктейль. А для чего ещё нужны танцы? Это же зов тела, на который идут.

Зажмурившись, я продолжаю движение. Я красивая и соблазнительная, и в мире нет силы, способной убедить меня в обратном. А мужчина рядом, двигающийся со мной в такт, — лучшее тому подтверждение.

— Хорошо пахнешь, — сообщает Громов, убирая волосы с моей шеи. 

Хотя, пожалуй, сейчас мне нравится называть его Дан. Громов он для прессы и для Сергея Борисовича, которого я, к слову, не очень-то и люблю. Глупо тереться о человека бёдрами и называть его по фамилии, согласитесь? Тем более когда этот человек делает комплимент твоему запаху.

— Это самодельная маска для волос из йогурта и авокадо, — считаю нужным пояснить. — Хорошо увлажняет.

Затылком я чувствую его смех и тоже улыбаюсь. Маска и правда отличная — я нашла этот рецепт три года назад в интернете и делаю дважды в неделю. 

Всё происходит настолько естественно и идеально, что я не чувствую ни малейшего отторжения. Мне нравится, как Дан пробегается пальцами от моего предплечья к запястью и то, что я чувствую его дыхание на освобождённой от волос ключице. Нравится, как его руки то слегка надавливают на мою талию, то отпускают — это особый вид наслаждения, от которого в животе сладко сводит. Просто сумасшедшая ночь. Лучшая в моей жизни — сейчас я в этом уверена.

А потом Дан меня к себе разворачивает. Его глаза так красиво мерцают в свете неоновых лучей, пересекающих танцпол, что я не могу перестать улыбаться.

— А твои зрачки сейчас как обсидиан, — говорю я и, поняв, что он меня, скорее всего, не слышит, тянусь к виску, чтобы повторить. Позволяя себе небольшую шалость, нарочно задеваю губами его щёку: — Твои зрачки чёрные, как обсидиан. Этот камень ещё называют «коготь дьявола». 

Неловко покачнувшись на каблуках, я собираюсь отстраниться, но Дан не даёт этого сделать, уверенно обнимая за талию. Его лицо находится совсем близко к моему, будто бы для поцелуя.

— Хочешь отсюда уйти, Таня? Я очень хочу. 

Его глубокий голос действует на меня словно доза подогретого спиртного: поочерёдно вспыхивают низ живота, грудь и щёки. И кажется, Дана всё же немного продуло кондиционером, потому что я улавливаю нотки хрипотцы. Мне нравится, как он на меня смотрит. Требовательно и выжидающе. Мужчины так никогда на меня не смотрели, хотя сейчас я уверена, что, если захочу — таких взглядов будет навалом.