Не оборачивайся

Не оборачивайся

Раньше это село считалось очень зажиточным, в большой амбарной книге, что по сей день хранится в администрации, в последней записи указано, что дворов в деревне под сотню. Летом улицы заполнялись звенящей жизнью, музыкой, детским смехом. Субботними вечерами под ласковыми лучами заходящего солнца легко было почувствовать себя гондольером, плывущим по узким протокам от островка к островку. На каждом тебя привечали и угощали, непременно нужно спеть или сплясать, выпить и закусить, если возраст позволяет, а если нет — прочитать стишок и в награду получить сахарный леденец на спичке. Слаще того леденца не существовало ничего на свете.

Каждый день в селе полнился радостными и не очень событиями, но люди плечом к плечу стойко встречали и те, и другие. Люди честные, добрые, открытые. Спокойно и размеренно жилось со знанием, что тебе всегда помогут. А будет на то надобность, и ты поможешь. Петрович переберёт карбюратор твоей старой Нивы, а Иван Салехардович, ветеринар, достанет любое лекарство для прихворнувшей бурёнки. А ты дров наколешь для Ларисы Николаевны и её пятилетнего проказника — её муж не вернулся с Чечни. Поправишь покосившийся колодец во дворе у кучерявой красавицы Ирки. Жизнь била счастливым ключом в каждом дворе и расплёскивалась по улочкам лиловыми подснежниками.

Это было давно, но будто вчера.

Я открыл глаза, и безжизненные глазницы окон уставились на меня в ответ. Солнце жизнерадостно лупило лучами по мёртвому селу, срывая весёлую капель с зимних сосулек. Птицы задорно перекликались, сообщая друг другу радостную весть о весне, а я снова прикрыл глаза, чтобы услышать скрип калитки и дедушкин бас, подгонявший быстрее чистить двор от снега. Не получилось — наваждение рассеялось, как туман по утру. Руку грела кружка ещё тёплого молока сразу из-под коровы, и я одним жадным глотком допил её и пошёл обратно в дом, позвякивая ведёрком свежего молока. Дом встретил меня холодом и тьмой заколоченных окон.

Чиркнул спичкой, и селитра громко зашипела. Я зажёг пару свечей, чтобы разогнать темноту и найти дорогу до холодильника — ниши в стене, граничившей с улицей. Слил молоко в старый звонкий бидон и убрал его в холодильник, а рядом на стол выложил несколько свежих яиц — будет мне глазунья на завтрак. От консервов снова появилась проклятая изжога. В углу тихо потрескивал и пощёлкивал старый газовый котёл. Наверно, последний оплот цивилизации в моём доме. Он отапливал одну маленькую комнату, чтобы тратить меньше газа и не перегружать старый насос, работавший от аккумулятора. Я старался как можно реже включать дизельный генератор. Пара солнечных панелей может и решили бы проблему, но где их теперь возьмёшь? Топливо для генератора сейчас днём с огнём не сыщешь, а на шум ещё неизвестно, кто явится. Если монстр или дикий зверь, то их ещё отвадить можно — понимают тяжёлую судьбу последнего жителя села. А если человек… С добрым человеком ещё можно сладить, но вдруг он передумает быть добрым? Решит, что больно много у тебя добра для одного, захочет, чтобы с ним поделились да так, что большая часть, а то и всё, досталось ему. А твоя судьба уже не его дело. Главное, свою жизнь продлить хоть немного, побегать от монстров, почувствовать, как кровь горячит жилы. А злой человек сразу кинется, даже не спросит, как звали. Нет уж, время сейчас такое, что одному лучше, проще да спокойнее. Потому дизель-генератор пылился в гараже дома, а котёл грел едва-едва, чтобы уж совсем стены насквозь не промерзали.

Как бы не хотелось всю жизнь за пределы села не выходить, но зима выдалась холодной, и газа ушло больше, чем обычно. А значит, едва сойдёт снег, нужно будет заполнять подземный газгольдер. Без специальной техники не обойтись, так что нужно проведать старый газовоз, который на зиму я прятал в пожарной части в соседней деревне - там был гараж подходящих размеров.

Я снова вышел на улицу и взглянул на небо. Погода радовала глаз, но солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом, и если я хочу вернуться дотемна, то надо поторопиться. Лыжи хранились в сарае недалеко от хлева. Когда я проходил мимо, раздалось печальное мычание.

- Ничего, Машка, я ненадолго, - тихонько прошептал я, боясь, что меня могут услышать.

Страх стал верным спутником и другом. Всего лишь на мгновение забыв об осторожности, можно расстаться с жизнью. Поэтому я боялся всегда, всего и везде. Благодаря страху я жив последние двадцать лет.

Смазанные лыжи легко заскользили по насту. Кирпичные обломки зубов жевали погожее небо. Дома, из которых когда-то каждый вечер тёплый свет падал на грядки и траву, доносились запахи жареной картошки и печёных овощей, шум и гам, смотрели мне вслед пустыми провалами окон — я позаботился, чтобы во всём селе не осталось ни одного зеркала или стекла. Любое, даже случайное, отражение могло тебя убить. Зима самое лёгкое время года, весной, летом и осенью любой дождь загонял меня в дом на несколько дней, пока не просохнут все лужи.

Скованное тишиной и недавними морозами село осталось позади, и лыжи несли меня в лес между мои селом и деревней с пожарной частью. Каждое дерево знакомо, каждый куст кивал ветками в ответ на молчаливое приветствие. Я мог с закрытыми глазами проехать по лесу, но мне нравилось смотреть на длинные кривые тени, что сплетались в узоры из старых мрачных сказок. Бабушка любила пугать меня ими в детстве. Будучи ребёнком, я жутко боялся. За каждым деревом мне мерещились мертвецы, которые хотят вернуть свои алые сапоги — а бабушка как назло подарила мне ярко-красные калоши, — или леший, елейным голосом зазывающий в чащу. Теперь же я наоборот стремился встретиться со сказочными злодеями и тварями, они мне милее нынешних, снующих по всему миру последние два десятка лет. Да и в такие моменты казалось, что бабушка снова нашёптывает на ухо страшные сказки. Ещё чуть-чуть и я снова увижу её добрую улыбку и лукавый взгляд, говорящие «Спи, мой внучек. Попробуй теперь уснуть!»

Что ж, бабуля, я уже забыл, когда последний раз нормально спал.