Не прогоняй меня

Глава 1.

Глава 1.

День сегодня какой-то...слишком мрачный. Конец осени, вот-вот пойдет снег, а пока на улице холодный дождь как из ведра, промозглый ветер пытается пробиться во все щели и заморозить спешащих по своим делам прохожих, которые напрасно кутаются в свои куртки, пальто и пытаются закрыться от хлещущих струй дождя зонтами. Все равно ничего не помогает. В добавок деревья щедро закидывают их оставшейся бурой листвой, которая прилипает к лицам, одежде, освобождая ветки для снега. Дороги давно уже все в воде. Кто-то пытался прыгать через лужи, но уже скоро понял бесперспективность этого и просто бредет, не разбирая дороги, хлюпая в ботинках холодной водой.

Елизавета Павловна пока дошла от работы до остановки промокла почти насквозь. Ее старенький видавший виды плащ, под которым была надета шерстяная кофта, давно уже не задерживал воду. Она зашла в трамвай, надеясь хоть немного согреться в вагоне. Но там было также холодно, как на улице. Разве что нет ветра и дождя. Вагон старый, изо всех щелей тянуло холодом. Печку водитель не включил — еще не сезон. Хорошо хоть народу было не полным полно и женщине удалось найти место на задней площадке, даже сесть у окна, наблюдая за буйством погоды. Ехать ей почти до конечной остановки, если по пробкам, то почти час. Настроение было под стать погоде, холодно, ветрено и мысли сегодня какие-то лезли в голову, словно женщина подводила итог всей своей жизни.

Воспоминания прерывал довольно неприятный голос пожилой женщины кондуктора, которая проталкивалась сквозь толпу пассажиров, стараясь не пропустить безбилетников. Елизавета Павловна была наглядно знакома с ней, часто ездила этим маршрутом и уже не замечала шума, который создавала эта кондукторша.

Снова память вернулась к воспоминаниям жизненного пути. Елизавета Павловна Горемыкина, 54 года. Живет одна в старом доме под самой крышей, которая часто протекает во время дождей. Вот и сейчас она ехала домой с работы и представляла, как снова придется собирать воду с пола, хотя уже давно научилась расставлять тазы и ведра под стратегически опасными местами. Снова побоится включать свет, чтобы не получить короткого замыкания, как уже было не раз. Потом приходили соседи и начинали кричать на нее, требовали возмещения ущерба. ЖЭК на все ее заявки отвечал одним — нет денег. Хотите починить крышу — платите и завтра все будет. А откуда у нее такие деньжищи? Тут на самое необходимое с трудом хватает, давно уже зимние сапоги купить не может, так и ходит в том, что есть последние восемь лет. Не говоря уже о зимнем пальто.

Вспомнив о возможном квартирном коллапсе, Елизавета Павловна передернула плечами в ознобе, плотнее закуталась в свой ветхий плащ, который был насквозь мокрым. Она тяжело вздохнула, обвела себя взглядом, оценивая ущерб от дождя, и снова уставилась в окно, отрешаясь от всего.

54 года, не за горами пенсия, а дальше что? И что у нее было за все это время? Отца девочка не помнила, он ушел, когда ей было пять лет. Воспитывала ее одна мама, совершенно добрая и замечательная женщина, которая работала в школе учителем. После школы Лиза поступила на свой любимый педагогический, хотела преподавать детям русский язык и литературу, как ее мама, но пошла работать корректором в издательство, так как в те времена учителям платили жалкие крохи, и вот уже сколько лет вычитывает в чужих рукописях ошибки.

Личная жизнь прошла как-то мимо девушки. В школе на нее никогда не смотрели мальчики, хотя некоторые ей очень даже нравились. На первом курсе она влюбилась в парня, своего однокурсника, но он даже не смотрел в ее сторону, как и все парни в школе. Лизе и самой не нравилось то, что она видела в отражении зеркала — что-то приземистое, толстенькое, с круглым лицом, бесцветными бровями и ресницами, серо-зеленые почти прозрачные глаза (рыбьи — как их обозвала ее заклятая подруга в восьмом классе). Волосы тоже не добавляли красоты своим блеклым цветом и «редколесьем». А еще на лице постоянные прыщи. Что она с ними не делала, они постоянно были с ней почти до сорока лет. Потом, видимо, им самим надоело и они покинули ее лицо. Своей внешностью она была «благодарна» отцу, которого видела только на фотографиях, которые мама прятала от нее в коробочке своего рабочего стола, до сих пор любила его. Мама же была настоящей красавицей, но вот от нее Лиза взяла только тягу к литературе и мягкий характер. После ухода мужа мама разом «посерела», в глазах больше не горел задорный огонек, губы не улыбались. Только тихая грусть и какая-то вымученная улыбка.

Лиза уже давно смирилась с одиночеством. Мама умерла тихо во сне, когда Елизавете исполнилось сорок пять. Теперь она одна живет в этой небольшой квартире с протекающей крышей. Ни котенка, ни ребенка.

Когда ей исполнилось тридцать, мама заговорила с Лизой о детях.

- Дочка, ты бы родила для себя маленького. Я умру, с кем ты останешься?

- Мамочка, я бы родила, но на ребенка деньги нужны. А мы с тобой и так живет от зарплаты до зарплаты.

Она не стала говорить маме, что почти половина уходит на лекарства для нее. С сердцем шутки плохи. По-хорошему бы сделать маме операцию, но откуда у них такие деньги? А если она вдруг решит родить, снова мама будет переживать за все, хлопотать с внуками, а ей переживать совершенно нельзя. Она у нее такая ответственная, вон за каждого своего ученика переживает, как за своего ребенка, вот сердце и надорвала. Сколько раз ее в последнее время на скорой увозили из школы прямо с уроков? А тут родные внуки. Нет уж, пусть мамочка поживет подольше. Да и, по большому счету, нести ребенка некуда. Ему место нужно, а в их однокомнатной квартире и ступить некуда.