Не проходите мимо, или Котик для бедняжки

Глава 1

Зима выдалась снежная и на редкость морозная. Каждое утро Маринка вставала затемно и, торопливо собравшись, решительно шлепала по сугробам на другой конец города, туда, где находилось место ее работы — городской краеведческий музей.

Образования у Маринки, считай, не было, — выучилась в далекой юности в ПТУ на часовщика, да так никогда и не работала по специальности. В том маленьком северном городке, куда случайно занесла ее судьба, часовых мастерских уже лет тридцать, как не водилось. Да и кому они сейчас нужны, эти часовщики, часовых дел мастера, когда у каждого в кармане — штуковина со светящимся экраном, а на экране — электронные циферки.

Может как раз из-за этой, вымирающей нынче профессии, Маринку и тянуло вечно куда-то назад, к старине, в прошлое. Поэтому, оказавшись в этом забытом богом месте, она не долго думая отправилась наниматься уборщицей в музей, но по прибытии выяснилось, что заведение остро нуждается в смотрителе, так как бабушка, занимавшая эту почетную должность последние двадцать лет скончалась, а желающих на ее место, так и не нашлось. Большинство местных вкалывали на горно-обогатительном комбинате, или в колонии, что находилась неподалеку, или, на худой конец, в одном из сетевых супермаркетов, которые были здесь представлены в количестве четырех штук. Чтобы прокормить семью в этом краю, нужны северные зарплаты, кто ж согласится просиживать целые дни на стульчике за минималку? Поэтому вакантное место было стремительно и прочно занято Маринкой. Пожалуй, ее бы не уволили оттуда, даже если бы она заявилась на работу пьяной, с трусами на голове.

Помимо того, что обитала Маринка в местности, для счастливой жизни малопригодной, — полгода темноты, кусачих метелей, и пронизывающего ветра, имелись у нее и другие проблемы. Здоровье, молодость, семья, карьера, достаток, друзья — ничего этого у Маринки не было. Разве что от молодости еще оставался жалкий хвостик, но это, уже, как посмотреть.

Жила Маринка более чем скромно. В ее крохотной комнатке в общежитии, которую для нее выбила директор музея, царила спартанская обстановка, ведь на зарплату смотрителя не пошикуешь — не помереть бы с голоду. Да еще и на таблетки от мигрени и бесконечных простуд приходилось тратиться. Не простая это была мигрень, наследственная, передавалась по женской линии вместе с близорукостью, изводя уже неизвестно какое по счету поколение в Маринкином лице.

Близорукая Маринка носила очки в старенькой, вышедшей из моды оправе, которые придавали ей не по годам степенный вид, и отпугивали борзых подвыпивших кавалеров из числа заводских рабочих. В общем, вид вполне подходящий для сотрудницы захолустного музея, главная обязанность которой — охрана экспонатов от загребущих ручек расхулиганившихся школьников.

Не была наша героиня и амбициозной дамой, пробивающей себе грудью дорогу в карьере или в личной жизни. Особых устремлений у нее тоже не было. Имелась давно погребенная под слоем разочарований маленькая мечта, да и она напоминала о себе лишь изредка, украдкой наведываясь во сне, оставляя легкий привкус горечи и раздражения по утрам.

Почему Маринка не спасала себя, не бежала из этого сонного царства вечной мерзлоты в большие города, в теплые края, туда, где есть возможность начать, найти, стать? Возможно потому, что когда тебя не полюбили и не оценили люди, ближе которых и быть не может на всем свете — собственные родители, то и самой трудно поверить в то, что ты чего-то стоишь. Маринка не умела любить себя и другим не позволяла. Так и прозябала в одиночестве, позволяя времени утекать, как песку сквозь пальцы.

Может ли человек вытащить сам себя из болота за волосы, как это сделал барон Мюнхгаузен? Отдельные волевые личности на это способны, а как быть тем, кто немного слабоват, или, может быть, трусоват? Ждать чуда, толчка, ждать крепкой руки, протянутой извне, которая вызволит тебя из выстроенной тобой тюрьмы и поведет в новую, светлую, интересную жизнь? Рыцаря на белом коне Маринка уж точно не ждала. Наивность была ей свойственна, но не до такой степени.

Тем не менее даже в Маринкиной застывшей жизни наступил день, когда привычная реальность начала разрушаться.

***

В то утро Маринка дрожала от холода, пока собиралась на работу. Старенькие деревянные окна в ее разваливающимся общежитии, которое вот-вот должно было пойти под снос, едва выдерживали напор северного ветра, дующего с моря. Скрип рам перемежался толчками — казалось, что от очередного порыва окно распахнется. Термометр показывал минус двадцать пять, что в сочетании с высокой влажностью и сильным ветром могло превратить дорогу на работу в настоящий кошмар. Любой нормальный человек поехал бы на автобусе, но Маринка была твердо настроена идти пешком, ведь она копила деньги на новый пуховик. Из старого уже перья торчали и он насквозь продувался.

***

Продираясь сквозь жгучий ветер, она прошла по темным заснеженным улицам, встречая по самые глаза укутанных в шарфы горожан, спешащих на остановку. Примерно на середине пути она шагнула в темный проход между домами, надеясь срезать через пустырь. Сугробы здесь были очень глубокие и, сбившись с тропинки, подслеповатая Маринка провалилась практически по пояс.

Вдали сияли окна домов, иногда до слуха доносился приглушенный шум автомобилей, а на самом пустыре было тихо и безлюдно, лишь снег слабо поблескивал в свете луны. Измученной походом Маринке стало не по себе. К тому же у нее промокли ноги, что при такой погоде не сулило ничего хорошего.

Пока Маринка освобождалась из снежного плена, краем глаза она уловила какое-то движение. Наверное, это просто ветер, разметающий сугробы. Маринка выбралась на тропинку, шагать стало легче, и она поспешила, стремясь скорее покинуть это безлюдное место. Внезапно, откуда-то сзади до нее донесся странный звук, напоминающий плач ребенка. Внутри похолодело. Что это? Определенно, кроме нее здесь находилось еще что-то живое. Звук повторился, и в нем отчетливо улавливались душераздирающие нотки какого-то вселенского отчаяния.