Не так, как об этом говорят

Не так, как об этом говорят

Пальцы, обожженные догорающими сигаретами, размеренно поправляли галстук. Строгий костюм отражался в зеркале, которому было неподвластно исказить безупречность образа. Водянистые зеленые глаза, меркнущие к утру и наливающиеся нефритовым блеском к вечеру взирали с укором. Пепельные волосы растрепались под натиском северного ветра. Неколебимую волю и статность демонстрировала ровная осанка и гордый разворот плеч. Непомерное восхищение сквозило в пристальных взглядах.

 Он, не обращая внимания на окружающих, наблюдал, как она влетела в двери вокзала.

Огромные голубые глаза, пронзающие душу как поток ледяной воды в пустыни, дарующие надежду и приковывающие взгляды сотен. Глянцевые черные туфли на тончайших, как она сама, шпильках, синие узкие джинсы, кожаная куртка и бежевая блузка с пятном, кажется, от кофе. Невероятно красивая, с длинными тициановыми волосами, меж которых мелькали светлые непрокрашенные пряди.

Взбалмошная, торопливая, несдержанная, она приковывала взгляды и врезалась в память на годы. О ней распускали сплетни и пересказывали истинные похождения.

Он — вечно витающий в облаках и прекрасный своей аурой холода и отверженности, заставлял влюбляться дольше, чем на один день. К нему тянулись, хотели вернуться. Встретиться. Пройти рука об руку.

О них говорил каждый второй в мире. Эта пара не обращала ни на кого внимание, привлекая к себе все больше. Их исследовали и обсуждали в их же компании. Те лишь смеялись, уходя вместе по-английски и скрываясь от завистливых и восхищенных взглядов. Никто не знал, что они среди нас, невольно подааваясь очаровнаию. Сатанинская гордость обоих. Лед и пламень. Они дополняли друг друга, соперничали и безумно любили. Блеск в глазах и неуловимость завораживала людей. Но, к сожалению, как дым, их внешность таяла через пару минут. Никто и не мог поверить, что существуют бок о бок с объектами величайших дискуссий. Оставались лишь невесомые образы и крошево слов.

— Москва, ну где где же ты опять...испачкалась?

— Да в вашем гребанном метро давка. Кофе стоил дороже, чем вагон, но теперь он на моей блузке. Тоже не дешевой, — сколько же пафоса и эпатажа источала одна хрупкая фигурка. И как прекрасно эти черты граничали с детской непосредственностью.

Как только девушка подлетела ближе, он прижал её к себе, не опасаясь разделить кофе. Шейк из пятой Шанели и Винстона ударил в нос. Его любимый запах, который пепельноволосый узнает из тысячи. Запах женственности и осколков его волос.

— Может, снимешь? — огонек в глазах зажигался так быстро при мыслях о столь призрачной натуре. Горячий шепот опалял тонкую кожу шеи. Она лишь отвечала взаимностью и сносила любые шутки и замечания. В долгу он не останется.

Сегодня они гуляли по набережной. Такое бывало часто, но для него эти ночи становились особенными.

— Смотри, а я всё-таки лучше.

Ни одна из звезд не взошла сегтдня ночью; темноте так и не удалось поглотить это прекрасное весеннее небо.

— Лишь на немного, — со скользящей обидой и плохо скрываемым восхищением произнесла девушка, — Питер, знаешь ли, я вс-таки официальная стлица, так что не тебе выделываться, — этот аргумент потерял свою актуальность за время их отношений.

— А я северная столица. И ничуть не хуже, - не имело смысла подбирать оправдания. Питер зачарованно скользил по небу, по узкой спине, закрытой волосами и вдыхал холодный тяжёлый воздух.

Сидя над Невой, скованные одним пледом и одним чувством, они пили вино и шутливо спорили о том, кто же прекраснее, провоцируя на нечто большее.

— Ты слишком холоден.

— Только не для тебя. Дай укрыться.

 Он достает сигареты и закуривает. Дым, плавно очерчивающий его губы, смешивается с воздухом, не до конца растворяясь и расползаясь белой дымкой, стелется по неподвижной глади воды и ползет ближе к высоткам.

Ночной Питер слишком сильно отличается от того, что здесь происходит днем. Туман укутывает этот город, не давая запаху табака и алкоголя выветриться. Туман, рожденный губами того, кого в принципе не существует. Этот дым порожден человеком без документов и образования. Человеком, о котором невозможно думать плохо. Если вообще можно думать о том, кого нет. Его образ остается памятью стеклянного дыма волос и вечной усталости в глазах. Он полностью состоит из меланхолии.

Каждый житель пьян, вне зависимости от времяпровождения. Секрет очаровывающего города в его покровителе, воплощении. В его воистину материнской заботе и отцовской защите.
      

Они дожидаются полуночи.

— Я хочу увидеть звезды.

Босиком по осколкам неба они направляются домой к девушке.

С каждой минутой становится темнее. Холодный ветер развивает их волосы и окутывает первым теплом весны, хотя обычных посетителей он вряд ли бы наградил таким приемом.

Девушка одергивает его за руку и они падают на остатки чистого талого снега где-то за городом. Питер только крепче держит её руку. Огненные волосы, путаясь, мешаются со снегом. Так они ещё ярче, ещё прекраснее. И она словно разгорается, становится более шумной и раскованной каждый вечер, в глазах отражаются созвездия и огни городов. А ему ведь такая перемена по душе. 

 Питер умеет быть нежным. Всецело поглощать её, даруя только безграничную любовь.

Питер умеет быть страстным. Тонкую кожу женской спины царапают мелкие осколки льда, но сейчас это неважно. Холодные для всего мира, но не уступающие пылу друг для друга, они не могли растопить снега, но чужую душу запросто. Им не больно и не холодно. Тело — это всего лишь тело. Но две светлейшие сущности. Две тени величайших городов сейчас поглощены своими эмоциями.

 Питер забывался рядом с Москвой. Вся сдержанность и гордость летели к черту. Он срывался, прижимая её ближе, оставляя незримые следы по всему телу. Боясь, что однажды она возвыситься табачным дымом над городом. Он прижимался ближе, вдыхая запах и слушая каждый стон и каждое слово.

Москва становилась покладистой. Обычно шумная, прокуренная и яркая. Немного озлобленная, ветреная, но прекрасная, рядом с ним она становилась покорной. Становилась тихой и вслушивалась в такт его сердца, дыхания и мыслей. А Москве нельзя быть таковой, иначе она и вовсе пропадет. Растает, теряя себя в нём.

 И каждый раз, когда от его близости, от его поцелуев, от его прикосновений, от его слов, она, тяжело дыша, разлеталась на сотни осколков, её испуганный взгляд впивался в его, затуманенный страстью. Каждый раз она боялась этой чрезмерной легкости. Чувство, имевшее четкий запрет с катастрофическим исходом, привлекало все больше. Москва бросала вызов миру, отдаваясь на растерзание его опытных рук. Но она боялась. Боялась, будто бы и правда от этих ощущений она могла растаять, ускользая сквозь худые пальцы. Он, тяжело дыша, успокаивал её, в душе опасаясь того же, но не желая её пугать.