Не такие

Не такие

Заявка: https://ficbook.net/requests/245200

В четыре года очень сложно понять, почему ты не такой как все. Кажется, что это другие отличаются, а ты единственно нормальный, и очень странно, что этого никто не видит. Честно говоря, в двадцать три Зоуи по-прежнему не понимала.

Именно в четыре она впервые спросила у мамы, почему у всех на лодыжке есть картинка, а у неё — нет. Ни следа чернил. Мама не ответила. Зоуи ещё не знала, чем грозит ей эта непохожесть. Тогда она с удовольствием рассматривала стрелу на ноге у Дианы, её сестры-близнеца, цаплю — у матери, пышный зелёный куст — у отца. У мамы с папой были ещё татуировки, но об этих они в присутствии друг друга не говорили. Это были метки, оставленные другими людьми, шёпотом поясняла мама.

А потом была школа и диспансеризация, где врачи, понятное дело, заметили. И жизнь больше никогда не была прежней. Дальше были только больницы-больницы-больницы.

Когда им с Дианой было по семь лет, отец пришёл с работы, прикрывая ладонью шею. Зоуи и Ди тогда ещё не понимали, что не так. Но мама долго плакала, а потом отец ушёл из семьи навсегда. «Другая женщина», — сказала бабуля, раскуривая трубку. «Другая женщина», — с благоговейным ужасом повторяли они с Ди поздно ночью, лёжа в одной кровати. Та дама виделась им каким-то огромным чудовищем, которое отхватило кусок их жизни и улетело с добычей в далёкие края, взмахивая чёрными чешуйчатыми крыльями.

В тринадцать у Ди на запястье распустились цветы прекраснейшего вишнёвого дерева. Сёстры радовались вместе. Зоуи была счастлива, как будто это у неё появилась первая метка. На следующий день она нашла Ди в ванной без сознания. Столько крови, там было столько крови, боже. На полу валялось лезвие, а вместо дерева было бурое месиво. У Джейка, их нового соседа, стрела на теле так и не проступила. Зоуи сидела в больнице и злилась, потому что это её должны утешать, это она должна была порезать себе запястье, у неё одной была на то причина.

В четырнадцать на рёбрах Зоуи появилась первая тату — она влюбилась в почтальона по имени Джек. Врачи и учёные тут же живо заинтересовались. Всё оказалось куда проще и в то же время куда сложнее — она могла полюбить, а вот её не мог полюбить никто. Насмешка вселенной, самый уморительный прикол бога — вот кем она являлась.

Где-то между десятым и одиннадцатым классом полненькая Лиззи выкинулась из окна, когда у неё на тыльной стороне руки проступило солнце главного хулигана класса, который непрестанно над ней издевался. Такие дела.

В надежде на взаимность люди совершали невероятные безумства. Зоуи была от них застрахована, потому что никакой надежды на взаимность у неё не было. Это давало определённую свободу, независимость от действий и чувств других людей. А люди жестоки, ой как жестоки. Хотя кого она обманывала, это был ад кромешный, конечно же, абсолютная, полнейшая безнадёжность.

Большая часть жизни Зоуи прошла в больницах и исследовательских центрах. К двадцати трём она уже ничего не ждала от жизни. Её тело — карта безнадёжных влюблённостей. Голубка на левой ключице. Змея вокруг правого плеча. Лилия на внутренней стороне правого бедра. Зелёно-фиолетовые крылья на левом. Отпечаток кошачьей лапки на животе. Каждая из них ассоциируется у Зоуи с мужчинами, которые не только не смогли, но и в принципе не могли её полюбить.

Тут хоть руки режь, хоть из окна кидайся, а результат один и тот же, точнее полное отсутствие результата.

Последний исследовательский центр, куда её передали со всем ворохом бумаг, был не лучше и не хуже других. Зоуи привыкла. Хотела бы сказать, что смирилась, но нет — привыкла.

У доктора Райли на лодыжке венок из васильков. Зоуи знала это потому, что её запястье обвили синие цветы на вторую неделю их знакомства.

Ещё у доктора Райли самая обаятельная улыбка в мире, ясно-голубые глаза за линзами очков в тонкой оправе и вечно растрёпанные светлые волосы. Его голос мягкий, бархатистый. Он вежлив и обходителен. Не влюбиться в него невозможно. Наверняка по городу ходит тысяча девушек с васильками по всему телу.

— Ну что, девчонка девчоночка. Как самочувствие?

— Лучше всех, док.

— Кхм, — Райли не поверил. — Чем чаще ты это повторяешь, тем сильнее я сомневаюсь.

— А чего мне грустить? Не то чтобы у меня неизлечимое заболевание, из-за которого я для всего мира безнадёжный инвалид.

Она — инвалид. Это официально задокументировано и подтверждено кучей бумажек. И дело не в том, что отсутствие метки делает человека физически неполноценным, но разве будет работать с такой же отдачей человек, которому не к кому спешить домой вечером, который живёт только для себя, который никогда не познает радости взаимной любви? Это жирный крест на профессии, но Зоуи училась зачем-то. Ходила в универ на автомате, получала оценки.

— Рак — это заболевание, а у тебя особенность.

— Моя медицинская карта считает обратное.

Райли поморщился.

— Я не одобряю этого старомодного взгляда на мир. Люди готовы заклеймить кого-то непохожего, не разобравшись, а в то же время твоя особенность — интереснейший феномен. Может быть, ты куда более полноценна, чем мы, цепляющиеся за навязанные метками чувства.

Зоуи поаплодировала, как будто прослушала монолог театрального артиста.

— Прекрасно. Очень проникновенная речь, но… нет. Пожалуй, воздержусь.

— Как скажешь, а у меня новости, девчонка девчоночка, между прочим.

— Меня снова переводят в какое-то новое подразделение? — с тяжёлым вздохом спросила Зоуи.

— Неа, не угадала. — За стёклами очками глаза Райли сверкнули. — К нам из Брайтона перевели парня с той же особенностью, что и у тебя. Думаю, вам будет о чём поговорить.

— О, ещё один неудачник на твою голову, док.

— Говорю же, я воспринимаю это иначе. Вам повезло, просто иначе, чем всем остальным.

Зоуи грустно усмехнулась. Они спорили об этом на каждом приёме вот уже два года. И с ним было приятно разговаривать, но что мог человек вроде Райли знать о мире, в котором тебя никто не может полюбить.

— Давай так, — не отставал он. — Если ты изменишь свой взгляд на проблему, то будешь должна мне сто фунтов. Если нет — то должен буду я.

— По рукам, доктор Райли. И да… Начинайте копить.