Неисцелимые

1

...мира и горя мимо, 
мимо Мекки и Рима... 
Иосиф Бродский

Февраль 1834 года, Париж 

Божена сильнее сомкнула изящные тонкие губы. Устала. Еще немного, и крика не сдержишь. Бесконечный поток соболезнующих. Казимир знал всех этих людей? Откуда? Они всего год здесь прожили. Всего год. Так откуда все эти хмурые лица, глядящие на нее с жалостью и любопытством? 
Спина, перетянутая жестким корсетом, теперь уже болела – все эти последние дни она перенесла на ногах, расправив плечи, не помня, когда в последний раз спала. Но осознание произошедшего навалилось на нее только теперь. Она вдова. Отчего-то это слово не причиняло ни боли, ни тоски. Лишь легкое сожаление о своей несложившейся жизни. Хотя что трогало ее в последнее время? Ведь никого не осталось, ни единого человека. Брат погиб под Остроленкой. Отец скончался от пневмонии в какой-то одному богу известной деревне по дороге, когда пришлось оставить Варшаву. Сестра сгинула давно.  Давно, еще когда шла война… догорала в закатном пламени… вместе с домом, в котором они выросли.
С домом было страшнее всего.  Дома не стало. Вернуться некуда. 
- Пожалуйста, милая, ступайте спать, - шептала графиня де Керси, с первого дня покровительствовавшая Абламовичам по старой дружбе с отцом Божены, Михалом Липницким, поселившая их в своем доме и всячески старавшаяся поддержать эту семью в трудный для нее час изгнания. 
Будто сквозь пелену бреда Божена помнила, как шла в свою спальню. Помнила, как раздевали ее руки горничной. Помнила, как завалилась на постель, не желая ничего столь сильно, столь яростно, как забыть прошедшие дни, недели, месяцы, два прошедших года. Всю минувшую жизнь. А потом находила себя на полу, рыдающей, кричащей, ползущей куда-то – когда ее вновь подхватывали чужие руки. И вновь укладывали в постель. До тех пор, пока жизнь и молодость в ней не победили подступавшие кошмары, граничившие с безумием.