Неизлечимые. Магия дружбы

Вопрос доверия (сразу после выпуска)

Нужно обратиться к магу за избавлением от этой напасти, ибо маги, хоть и не всесильные, обладают поразительными возможностями. К тому же они весьма дружелюбны, очень ответственны и никогда не оставят человека наедине с его бедой.

Из обращения жреца ортайского поселка к жителям

Жрец – осёл!

Написано пальцем на слое золы

Дом горел.

Шумно и дымно, под завывания ветра, который горстями хватал злые красные искры, пытался добросить их до соседских крыш.

Вокруг дома металась женщина, кричала, снова и снова рвалась внутрь, и всякий раз её с руганью оттаскивали.

Речка была совсем рядом, за околицей, носились туда-сюда люди с вёдрами, кричали, суетились, лили воду, но она лишь плескала на стены, не доставая крыши.

– Р-разбежаться!

Никто не понял, откуда появились двое всадников – возникли как по волшебству среди суетящихся людей.

– Посторониться!

Всадники спрыгнули наземь и тут же принялись выкрикивать слова на незнакомом селянам напевном языке, раскидывать руки, словно большие встревоженные птицы. В первый вздох их приняли за безумцев, потом – за непотребцев, что пришли упиться чужим горем.

А потом на горящий дом полилась вода – размашистыми плесками, будто два пришлых человека таскали ее из реки в невидимых глазу вёдрах.

– Маги! – догадался кто-то.

Незнакомцы расхохотались, будто услышав отменную шутку.

А в дом словно вселилась злая сущность, которой хотелось гореть: там и сям занимались уже погасшие части крыши, потом пламя рванулось из окон, и огоньки, как живые, уворачивались от плещущей воды. Ветер тоже озлился, бросался на людей с отчаянной силой, и те пригибались, щурились, закрывали ладонями лица, чтобы выровнять дыхание.

– Сбоку, гляди, из окон! – орал один маг другому, и в голосе его был непонятный, неподдельный восторг.

Люди тоже что-то кричали, но маги не слышали их голосов за воем огня и ветра, за рыданиями женщины. С треском рухнула часть крыши.

– Ох и силен! А два ведра махом? Слабо?

– Мне-то слабо? А вот тебе!

Вокруг дома натекали лужи, маги всё призывали воду из речки, а в их голосах, выкрикивающих заклинания, звучал чистейший, почти детский задор.

И пожар сдался. Больше не проклёвывались новые огоньки, подуспокоился ветер – словно недобрая невидимая сила сдалась двоим неутомимым магам, решила восполнить неудачу в другой раз.

Огонь затух, по стенам лилось, утихающий ветер нёс по селу клоки дыма.

Черпнув из реки ещё по разу, маги угомонились, отступили. Утирали лбы, тяжело дыша, словно не колдовали, а бегали с вёдрами. Одинаково мотали головами, и их длинные волосы, тёмные у человека и светлые у эльфа, закрывали лица. Потом оглядывались вокруг с гордостью, словно говоря: «Как мы его, а?».

Селяне глядели на магов восхищённо и снизу вверх, потому что оба были выше местных жителей.

Наступившую тишину пронзительно и жутко вскрыл женский крик. Он взвился: «Матушка, матушка!» – и тут же упал, перейдя в тяжёлый нечеловеческий вой.

Женщина была грузная и простоволосая, сидела прямо на земле, край длинной юбки – в луже. Сидела, подавшись вперёд, смотрела на свою выжженную хату и выла.

Прежде это был хороший дом, большой, аккуратный, чистый. Строился и обживался с любовью, не был обделён ни добром, ни уходом. Теперь на его месте дымило безобразие: почерневшее, вонючее, перекошенное.

– Он похож на мертвягу, – темноволосый маг дернул эльфа за рукав. – На дом-мертвягу.

– У тебя невообразимая способность соотносить что угодно с чем попало, – помолчав, ответил эльф.

Ветер встрепал его длинные светлые волосы, маг поморщился и снова заправил прядь за левое ухо, в котором блестела сережка-петелька.

К женщине подошёл сутулый пожилой мужчина, сел рядом на землю, положил руку на плечо, тихо заговорил. Она вцепилась в его пальцы и замолчала, давясь глухими страшными всхлипами.

Потянулись к погорелице односельчане. Одни присаживались рядом и что-то шептали, другие молча касались ее руки. Несколько мужчин ходили вокруг дома, переговариваясь. Из ближайшего двора вышла женщина, поднесла магам кринку холодного молока из подпола и ковригу, завернутую в ручничок.

Все селяне, даже утешающие погорелицу, бросали на незнакомцев любопытные, жадные взгляды. Девицы потихоньку сбивались стайками, подталкивали друг дружку локтями.

Ветер уже окончательно разогнал дым и стало видно, что маги и молоды, и хороши собой. У эльфа черты лица резкие, кожа чистая и светлая – от солнца уже начал шелушиться нос и выглядит это смешно, потому что вид у эльфа очень надменный. Впалые щеки придают лицу сходство с кошачьим, глядит он спокойно, прямо – и мимо, как будто деревня, пожарище и люди – не настоящие, а нарисованные на развешанных вокруг него картинах. У второго мага лицо открытое и улыбчивое, его не делает старше даже темная щетина на щеках, и хочется немедля улыбнуться ему в ответ и безоглядно поверить, даже понимая, что блеск в его светлых глазах – шальной, а нрав – дурной и своевольный, какой бывает у подросших щенков. Оба одеты по-простому, по-дорожному, но с иголочки, а поверх рубашек у них висят знаки Магической Школы, новенькие, блестящие.