Ненависть – это не ответ

Ненависть – это не ответ

Вечереет. Постепенно сгущаются сумерки. Поудобней устраиваюсь в окопе, в котором можно только лежать. Не окоп, так, смех один. Но глубже рыть нельзя: начинает сочиться вода.

Наш полк прикрывает отступление частей Красной армии, изрядно потрёпанных в предыдущих боях. Драпали долго, и вот немцы загнали нас в этот заболоченный участок. Чёрт их знает, о чём думали наши командиры. С юга, востока и севера сплошная топь. Выход один – на запад, а он закрыт. Там «фрицы». От полка осталось максимум две роты, может чуть больше.

И вот лежу в этом окопчике, шинель и гимнастёрка промокли насквозь. Как унять эту проклятую дрожь? Нет, не от страха. Его давно нет. За последнюю неделю я так устал бояться смерти, что мне теперь всё равно. А вот холод, от которого некуда деться, выматывает. В бою хорошо, там тепло, даже жарко. Но бой окончился с полчаса назад. Немцы откатились. Винтовка быстро остыла.

Кого ещё из нас забрала старуха с косой? Темно. Поспать бы. Двое суток уже эти твари пытаются нас раздавить. Скорей бы всё закончилось. Действительно, позавидуешь мёртвым.

Нащупываю в подсумке последнюю обойму и вставляю в винтовку. Н-да. С этим не повоюешь. Теперь меня если не грохнут, то возьмут в плен. Хрен им по всей морде, а не плен! Живым не дамся!

Я пошевелился. Твою ж мать! Шинель можно выжимать, и костёр не разжечь.

Это ещё что за чёрт? Откуда-то справа донёсся еле слышный всплеск. Надо глянуть. Ползу в ту сторону и через некоторое время в почти наступившей темноте вижу, что кто-то угодил в топь и пытается оттуда выбраться.

Как же его угораздило? Подползаю ближе, взгляд натыкается на светлые волосы несчатсного. Лицо, вроде, незнакомое, хотя не разберёшь – оно измазано грязью. Нет, точно! У нас этого парня не было. Он взглянул на меня, в глазах отчаяние и страх.

Подползаю ещё ближе, несчастный пытается пошевелиться. И тут меня как током прошибает. На измазанной грязью шинели я разглядел небольшие погоны. Немец!

«Фриц» снова посмотрел на меня и перестал барахтаться. Наверно мой взгляд очень красноречив.

– Реттен зи, битте(1), – тихо, с мольбой в голосе проговорил немец.

1 Спасите, пожалуйста. (нем.)

Я не знаю немецкого, но почему-то понял, что он сказал. Хотя, что он ещё мог сказать? Только просить о помощи. Внезапно во мне поднялась такая волна ненависти, что я сжал винтовку так, что аж пальцы побелели. Мне стало жарко.

Ненависть схлынула также неожиданно, как и поднялась. Я не вижу в нём врага. Передо мной сейчас человек, которому нужна помощь. Я протягиваю немцу винтовку прикладом вперёд.

– Цепляйся.

Немец цепляется обеими руками в приклад, и я, приняв удобное положение, тащу его из трясины. Та с неохотой отпускает свою добычу. Мои ноги скользят по грязи. Наконец, делаю последнее усилие и, сквозь зубы матерясь, вытаскиваю «фрица» из болота.

Лежим, тяжело дыша. Тяну на себя винтовку. Не получается, немец накрепко вцепился в неё.

– Но, не балуй, пусти, – хриплю я и, чувствуя судорожную хватку немца, повышаю голос, – Я кому сказал?

Немец в страхе разжимает руки.

– Шлагн зи михь нихьт тот, герр зольдат, – трясущимися от страха и от холода губами лепечет «фриц». – Ихь хаб айне фамилие, фрау, кляйнес кинд.(2)

2 Не убивайте меня, господин солдат. У меня семья, жена, маленький ребенок. (нем.)

Вот твою мать! «Фрау», «киндер». Вспомнил! Кто вас сюда звал? Немец внимательно наблюдает за игрой моих чувств.

– И откуда ты здесь взялся, болезный, – усмехаюсь я, поднимаясь на ноги. Немец то же встаёт.

– Ихь ферштее нихьт(3), – лепечет «фриц». Его трясёт.

3 Не понимаю. (нем.)

Внимательно осматриваю спасённого врага – молодой парень лет двадцати, не больше. «Фрау», «киндер».

– У меня тоже семья осталась, паря. В Вологде.

– Ферцайунг, ихь хаб нихьт ферштандн, вас зи гезахт хабн(4), – бормочет немец.

4  Простите, я не понял, что Вы сказали. (нем.)

Смотрю на него, и мне почему-то жаль этого парня.

– Иди.

– Вас(5)?

5 Что? (нем.)

– Проваливай, говорю, – жестом показываю, что может быть свободен.

Немец недоверчиво смотрит на меня.

– Уходи.

– Данке, – «фриц» хватает мою руку и прижимает к груди, – данке зер(6).

6 Спасибо, большое спасибо. (нем.)

Я понимаю, что, возможно, поступаю неправильно, отпуская его, но убить своими руками этого несчастного, перепуганного парня, которому только что спас жизнь, не могу. И чувствую, что прав.

– Ладно, ступай, – ком встаёт у меня в горле. – Иди и больше мне не попадайся.

Немец ещё раз поблагодарил и побежал в сторону своих войск. Молча смотрю ему вслед, пока тот не скрылся в темноте.

– Ну и какого хрена? – слышу слева сзади тихий хриплый голос.

Поворачиваюсь на звук и встречаю горящий взгляд лейтенанта Сидорчука. Сейчас он командует тем, что осталось от полка.

– Что «какого хрена»? – спокойно спрашиваю я.

– Вы отпустили врага, сержант Куманов, – переходит на официальный тон лейтенант. – Стало быть, вы - пособник врага.

– Я помог тонущему человеку, – устало возражаю я.

– Молчи, гнида. Они пришли на нашу землю. Жгут наши города. Насилуют наших жён. А ты, паскуда, одного из них вытаскиваешь из болота, вместо того, чтобы помочь ему отправится на тот свет…

«Как ты меня достал!» – лезет в голову единственная мысль.