Необычный день обычной недели

Необычный день обычной недели

***
Интересно, что бы вы подумали, глядя, как белоснежный «Гелендваген» со скалящимся, окровавленным бомжем за рулём несётся по городским дорогам, а его не то, что не останавливают гайцы, а ещё и козыряют - ибо номера, да и цвет, уж слишком известны Петербургу и его окрестностям? Скорее всего, вы бы посчитали, что снимают кино, и были бы неправы.

***
Позвольте представиться: меня зовут Игорь и я – сторож в небольшом городке; правда, когда-то меня звали Ингер, но городошные бабки со своей лёгкой руки нарекли меня Игорем. Мне понравилось – легко запомнить и жителям нравится. Те же бабульки иногда меня подкармливали. Сначала я отказывался, но потом стал брать подношения, чтобы угощать ворон, изредка прилетающих ко мне.
Каждого из жителей моего городка я знаю поимённо. Вот, например, скромный домик Альфреда Нобеля – старшенького брата того самого Нобеля – изобретателя динамита, что изволил опочить в Сан-Ремо. Один из моих любимчиков, с которым мы были давно знакомы – господин Вреден – прекраснейший человек – посоветовал, как избавиться от тяжести в ногах – я ж за целый рабочий день, бывает, и не присяду ни разу. А какой милашка Дерибасс – вы себе не представляете – умнейший человечище! Был я с ним лично знаком. Ах, да много кого знаю – всех, кого собственноручно укладывал в их уютные жилища на вечный сон.

***
Ветер подул в открытое окно, заставив прищуриться и проскочить перекрёсток на красный свет. Я любил этот город, знал в «лицо» практически каждый дом, начиная с Петропавловки – как-никак, строил его лично. Ну, как строил – помогал в строительстве. А что – и мне хорошо, и людЯм помощь. Я поморщился – не вовремя решили нахлынуть воспоминания.

***
А как хорошо всё сегодня начиналось! Ничто не предвещало беды-печали и того, что самый обычный день недели превратится в необычный. Вечернее солнышко не так сильно жгло, и я прилёг отдохнуть в свежевыкопанную могилу, правда, не люблю называть постели моих жильцов так – сразу становится неуютно. Вас ведь не удивляет, что хозяева кафе называют клиентов гостями? Хотя, какие они, к чёрту, гости – пожрал, попил, денег заплатил. Разве с гостями так обходятся? Я же, в отличие от этих лицемеров, слежу, чтобы моим постояльцам действительно было комфортно. Закрыл глаза, наслаждаясь трелями местного соловушки. Он привык ко мне, и иногда даже катался на моём плече. Так вот, только я задремал, как страшный грохот потряс всё моё существо – в городок, снеся мощные металлические ворота, влетел автомобиль. Я выглянул из укрытия – белый «Гелендваген» влетел на центральную дорогу кладбища, пронёсся с пару сотен метров и резко затормозил. Из него высыпались пять, горилообразного вида, мужчин, и вытащили из багажника извивающегося и связанного пленника.
- Ну, что, гнида – молись! Твоё последнее место успокоения! За всё то, что ты сделал – а стучать мусорам у тебя получалось неплохо – братвой приговариваешься к смерти! - Гневно зарычал один из качков, как я понял, их главный – бритый налысо, с татуировками по всему телу, большинство из которых я определил как тюремные, и с громадным золотым крестом, что бил его по пузу.
- Отпустите меня! Я никому не расскажу! – Кричал несчастный, пытаясь избавиться от пут, но тщетно.
Я покачал головой – долгие года я искал тихое пристанище, где не будут происходить всякие неприятные мелочи; думал, что хотя бы здесь меня не затронет Дух времени. Ошибся, признаю. Выкарабкавшись, я, как мне показалось – неслышно, подобрался поближе, прячась за густыми кустами и думая, что делать, рядом тут же примостилась моя верная овчарка Тума. Да, мозг работает уже не так быстро – надо будет поговорить с нашим священником. Я не успел вмешаться – качок с крестом достал пистолет с навёрнутым глушителем и, приставив ствол к виску жертвы, выстрелил. Из головы бедолаги брызнула кровь, тело неуклюже завалилось в опасной близости от еще одного жилища для свежего гостя.
- А вот и последнее пристанище! – Загоготал татуированный, его шакалы ответили мерзким подхихикиванием. Я покачал головой – нет уж, не надо мне таких соседей.
- Уважаемые, будьте добры, заберите ваш мусор с собой, когда уезжать будете. – Бандиты подпрыгнули и обернулись.
- Слышь, тело, ты кто?
- Я? Сторож этого прекрасного городка. Не допускаю в него насилие и запустение. Вы нарушили эту цепочку, - тщательно подбирал я слова, чтобы донести до их маленьких мозгов то, что они мне помешали, машинально поглаживая собаку по голове.
- Убогий, ты в курсе, что ты труп?
- Спасибо, что заметили, - церемонно поклонился я, а затем резко прыгнул вперёд, нанеся смертельный удар кончиками пальцев в гортань одному и свернув шею второму, Тума же закончила с оставшимися двумя. Хоть я и не люблю все эти новомодные штучки, но стоило ли жить столько лет, и, при этом не научиться хоть каким-то боевым искусствам? Да и реакция организма была, всё-таки, во много раз быстрее человеческой, несмотря на застарелые шаблоны.
Я вздохнул – ну не люблю я насилие. Кто-то называет это буддизмом, а я - живи и дай жить другим, даже если они не живут.
- Кто ты такой? – Заверещал испуганный главарь, оставшись один, срывая с шеи крест и тыча мне в лицо, царапая кожу; видя, что выстрелы не причиняют мне никакого вреда.
- Тот, кто не любит нарушителей тишины и чудесного времяпрепровождения. – Почесав зудящий висок, из которого каплями стекала кровь, я подошёл к нему так близко, что почуял запах обмоченных портков и брезгливо сморщил нос. – И хватит тыкать в меня этой штукой, не поможет. – Одним резким движением я свернул ему шею, бережно уложив тело на землю.
- Что же делать? Ох, придётся поработать внеурочно, - усмехнулся я – моя работа и так была, в основном, ночью. Дирекция городка привыкла к такому моему графику и тихо радовалась педантичному, а главное – бесплатному сотруднику. Денег мне не надо, еды – так организм не требует, одежду – и ту могу получить, когда приезжают новые жильцы, правда, за последние десятилетия происходило это всё реже и реже. Я присел на камень, отмечавший место бывшей могилы Шевченко.
- Ну вот, испортили мне спортивку. – Пожаловался я Туме. - А новых жителей привезут совсем не скоро, - бормотал я, принимаясь за работу, - и кровь пустили, хоть и не больно, но восстанавливаться она будет долго, и шкурка нарастет не скоро, - сетовал я, пригорюнясь. - А машинку надо бы увезти. И утопить. Стоит тут, вид портит и настроение, - пробормотал я, выкапывая в нескольких местах могилы для вновь почивших в бозе. Умело закопав тела и утрамбовав землю, я приладил сверху дёрн и мох, и сел в автомобиль, не забыв прихватить облизывающуюся и довольную Туму – я отбил её когда-то у стаи пришлых собак. Обычно мне безразлично, что происходит в мире живых – хоть людей, хоть животных, но что-то растрогало моё давно остывшее сердце в этом маленьком… Скосив глаза, я посмотрел на центнеровую тушку выросшей подруги. Она удобно расположилась на кожаных сиденьях сзади и яростно выгрызала блоху. Так вот, на тот момент она была маленьким скулящим комочком, наверное, сто раз распрощавшаяся с жизнью, потому что собак этих боялись даже наши копатели.
- Так, повернуть ключ… Сцепление… – Бормотал я. Зверюга отозвалась нежным урчанием и мы поехали. Выехав за пределы городка, я остановился не заглушая двигатель, и вышел, чтобы хоть чуть-чуть подправить ворота; кое-как их закрыв и прыгнув за руль, двинулся в сторону Кронверского пролива.

***
И снова они – воспоминания.
Семнадцатый век – вроде бы уже и просвещённые люди, но такие суеверные. Одним прохладным утром я не проснулся, и родичи решили, что я умер. Похоронили меня в сырой земле, спасибо, что не сожгли и что неглубоко зарыли. Знаете, каково это – очнуться под землёй? Не очень классное ощущение. С трудом выкопался, пошёл домой, а там меня с вилами и факелами встретили, крича:
- Умертвие! Умертвие!
- Да какое ж я умертвие – вон он я – живучка!
- Изыди! – Тыкали в мою сторону вилами тёмные люди, среди которых был и мой отец, но не протыкали, видимо, боялись возможного проклятия. Что ж, я ушёл на всех обиженный. Путь мой, как выяснилось потом, пролёг на север, где в Олонецком уезде обрёл я некоторый покой. Там никто не обращал внимания на мою бледную кожу и местами странное поведение. Я сутками напролёт бродил по местным посёлкам, впитывая культурные и иные обычаи, пока в один из дней ко мне не подошёл старейшина деревеньки и, по совместительству, местный колдун:
- Ингер, ты хороший человек, но мне кажется, тебе пора идти. – Андаму упёрся на свой искусно изукрашенный посох, – Нам всё равно, но твой путь ещё не пройден. Иди в Питербурх, - с трудом выговорил он, - там твоя сила и упорство пригодятся.
- Питербурх? – Заинтересовался я.
- Да. Большой город будет. Тебе там будет лепо. – Я вздохнул – лениво, но схожу.
Долго ли, коротко ли я шёл, наблюдая за сменами времён. Белых мух я любил больше всего – мог идти круглые сутки, а в солнечно-жаркую погоду я прятался. В Питербурхе мне понравилось – темно, сыро, а главное – прохладно; устроился каменщиком за несколько грошей в день, что устраивало как меня, так и подрядчика. Много лет я работал по всему городу, изучил кучу профессий и успел перезнакомиться с таким количеством людей, что диву даёшься. А когда мне захотелось спокойствия – я устроился на Смоленское кладбище, где ко мне отнеслись тепло и разрешили там жить.

***
Заехав на косу Канонерского острова, я вылез из машины, выпустил собаку, и направил «Гелендваген» в воду, побулькивая, он уходил всё глубже, а Тума носилась по берегу, весело гавкая и облизывая меня.
Эх, не попрощался я с жильцами. Наверное, скучать будут. А возвращаться мне нельзя теперь – кладбище взяло свою жертву. Конечно, это должно было случиться – рано или поздно. Так всегда происходит. Буду искать новое место. С этим проблем быть не должно. Даже знаю, куда мы пойдём – вокруг Петербурга ещё столько неизведанных мной мест. И впереди так много обычных, но интересных дней.