Неоправданная жестокость

Неоправданная жестокость

Раз.

Ледяной ветер обжигает кожу. Улица после рабочего дня встречает меня негостеприимными «около нуля» и частым, нервным миганием разноцветных огоньков, подсветкой панорамных окон баров, шумом машин, цоканьем каблуков по плитке вдоль парковки. Я иду мимо всего этого великолепия, прикуривая на ходу, щелкая металлом винтажной Zippo. Ежусь от холода, потирая плечи в тоненькой куртке.

                Раньше он всегда забирал меня отсюда. Так странно… Мне хотелось, чтоб меня забрали. Но не он. Мне хотелось, чтобы меня просто ждали. В прогретой машине, с моим любимым латте в стаканчике, с корицей и трубочкой-обязательно фиолетовой. Но мне было бы все равно, кто это сделал. Я не любила его. И сейчас скучаю по ритуалу. По тому, как я обхожу машину, открываю дверь, и меня целуют в щеку, я принимаю поцелуй, не отдавая ничего взамен, ни грамма своей души, и забираю горячий кофе. А не по этому человеку.

                Я обхожу глазастую BMW. Таксист не целует меня в щеку, он приехал без кофе. Но мне все равно, я не заметила разницы. Тушу сигарету о подошву туфли, называю адрес.

Два.

                Он подает мне руку, и я схожу с трапа.

Нас не объединяет ничего, кроме двух недель совместного времени.

Он просто решил забрать меня себе. А я и не сопротивлялась… Я хотела сменить обстановку, я бежала от себя, от окружения, от псевдо-друзей, от места, где на мне было поставленно клеймо. Имя, фамилия, как ставят на скот. Поэтому увольнение с работы и упаковка чемоданов произошли молниеносно. Я не задумывалась о последствиях, о том, что по сути мы из разных вселенных, когда он держа мои руки, говорил мне о том, что не сможет без меня. И что заберет меня. Приедет и заберет.

Ну окей, приезжай. Забирай. Я попробую просочится в твой мир.

                Он обнял меня, задушив в себе, сжав мои ребра так плотно, что мне стало больно дышать. Его вдруг стало очень много…

­- Я люблю тебя.

- Это лучшие слова что я могла услышать.

Я обняла его одной рукой в ответ.

- Возможно, ты никогда не услышишь это от меня. Но я попробую полюбить тебя.

И я пробовала. Честно, пробовала.

                А он просто любил меня. Как отец. Как родитель. Сначала даже не требуя ничего взамен. Огромной, всепоглощающей, разрушительной любовью. Она - его любовь, разрушала меня сначала по кирпичику, заменяя во мне те детали, которые ему казались бракованными. А затем десятитонным прессом упала на меня, сломав сразу все кости в теле.

У меня просто не получилось.

                Он поступил как храбрый, сильный мужчина. Забрал себе свое. Взял ответственность за женщину, в которую влюбился так быстро и безповоротно, зная, что это не взаимно. Создал целый мир вокруг нее. Мне казалось, таких поступков ради меня больше не будет. Это было слишком ошеломляюще. Я бы могла полюбить только за это …. Но не полюбила.

Пробовали ли вы удержать воздух? Поймать его, ощутить пальцами, сохранить его частицы? Так же сложно было удержать меня. Не терпевшая однообразия и ограничений, я начинала задыхаться. Он не понимал, что со мной необходимо было держать дистанцию вытянутой руки, чтобы я не хотела любой ценой прогрызть себе выход на свободу. Необычное для нашего времени стремление сохранять независимость, воспринималось как "ты просто меня не любишь", и было в принципе правдой. "Хорошее дело браком не назовут"-одна из моих любимых фраз, и каждый раз обида. За то, что молчу, за то, что придумываю отмазки и отговорки, от "давай подождем когда у меня отрастут волосы" до нежелания просто менять свою красивую иностранную княжескую фамилию на что-то русское и крестьянское.

Он не смог удержать воздух. Когда слишком сильно сжимаешь воздушный шарик, он лопается.

                Я смутно помню, как знакомилась с родителями. Я не знала, что он им скажет.

«Здравствуйте, это %username%, мы знакомы две недели, и я хочу на ней женится».

У %username% чернильные рисунки на плечах и бедре. %username% смотрит как хищник, как волк, черными глазами, где не видно даже зрачка, из-под дремучей черной челки.

Я никогда не нравилась ничьим родителям, но то, как его отец обнял меня, я запомню на всю жизнь. Мой папа так меня никогда не обнимал. Так я поняла, что волчонка приняли в стаю. Он меня так и называл- волчонок.

Три.

                Слова, весом в тонну, которые бьют больнее, чем любы удары.

Взмахи руки, и огромные злые глаза от которых страшнее, чем от фильмов ужасов.

Удары, порождающие агрессию, которую тебе никогда не выразить хотя бы из-за весовой или половой разницы.

Вечера, часы, минуты, которые хочется забыть и не вспоминать больше никогда.

Давит на виски, очень громко клокочет внутри ржавый, кровоточащий механизм.....

«Я хочу, чтобы ты грела в Аду».

                Я пытаюсь отползти, неуклюже спрыгивая с кровати, как тюлень, в страхе теряя координацию.

В ушах противно звенит, я оглохла от удара и почти не слышу, как он кричит на меня, зажимаю уши ладонями, но меня поднимают с пола за плечи, как котенка и швыряют в стену.

Еще один удар.

Стена встречает меня недружелюбной твердостью, кажется, она и сама не рада такому столкновению.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Пусть это будет прост сон, пожалуйста.

                Закрываю голову руками, сворачиваясь, как улитка. Почему у меня нет панциря? Мне очень хочется спрятаться сейчас. Исчезнуть. Просто не быть.

Меня вытягивают в коридор две сильные, жесткие руки.

Я лежу на спине, вглядываясь в отсветы люстры на потолке и на то, как меняется его лицо.

Ладони смыкаются на моей шее. И капли.

Нет, не вода. Что-то соленое капает мне на губы, и я рефлекторно глотаю. Он плакал.

Это жуткий момент близости тел. Когда хватка хищника уже ослабла, но не настолько, чтобы ты могла вырваться. Делаю несколько рваных вдохов и закашливаясь- кровь попадает в нос и в рот, мешая дышать.