(не)покорная для Дракона

1

Просыпаюсь я от безумно яркого света, бьющего мне в глаза. Пытаюсь заслониться от него рукой, но рука не слушается. Всё, что я могу сделать, — лишь приоткрыть веки, чтобы хотя бы понять, где же я нахожусь.

Всё, что происходило со мной в последнее время, ощущается так, словно это был какой‑то безумный сон: дракон, инквизиторы, идущие по пятам, загадочные вещи, найденные в тайнике, болезнь Сары Энн и холодные глаза доктора. Нет, не доктора… Всё это заволакивает серой пеленой. Краски воспоминаний стремительно выцветают, наполняя меня звуками, запахами и ощущениями того места, где я теперь нахожусь.

Резкий больничный запах бьёт в нос.

Я пытаюсь дернуться, но по‑прежнему безрезультатно. Почему тело не слушается? Тяжесть в голове такая, словно меня придавили бетонной плитой.

— Сейчас она находится в коме, — слышу мягкий, незнакомый голос. — Аппарат поддерживает все функции, но она без сознания.

— Она слышит нас?

— Боюсь, что нет.

— Это я виноват… — доносятся всхлипы. — Анечка…

А этот голос мне уже знаком… Господи, да это же Игорь, мой муж.

Тут же в голове вспыхивают воспоминания: как я бежала по улице, от слёз не видя дороги, убегала от Игоря, от его жалких попыток оправдаться. Всё вспыхивает в памяти так же ярко и болезненно, как в тот самый день. Как вдруг меня что-то сбило, резко дёрнуло, искалечило, оставив лежать на твёрдом асфальте моё переломанное тело.

Я всё помню слишком отчётливо.

И особенно сообщение от какой-то Иры в его телефоне:

"После тебя у меня всё болит. Но это так сладко!"

А дальше — фотография, которую даже вспоминать не хочется. Глухой звук падающей на кафель трубки.

— Никто не виноват, это несчастный случай.

Несчастный случай? Я хочу встать и прокричать Игорю в лицо, чтобы он убирался отсюда. Но даже языком пошевелить не могу. Всё, что вижу, — мутный кусок потолка и ослепительно горящие лампы.

— Вы ничего не могли сделать.

Не мог? Он мог бы не изменять мне!

— Мы сделали с нашей стороны всё, что было в наших силах. Сейчас её состояние стабильно, и жизни её ничто не угрожает.

— Она такая бледная, такая худая… Бедная моя девочка… — всхлипывает Игорь, и свет на потолке заслоняет его заплаканное лицо.

— Скажите, она придёт в сознание?

— Никто не знает, — голос доктора звучит участливо, и слышится тяжёлый выдох. — Каждый случай индивидуален. Она может проснуться прямо сейчас, а может пробыть в коме десять лет. Но надежда есть…

— Я не верю, — шепчет Игорь. — Её глаза… они как будто смотрят на меня.

— Это остаточные явления нервной системы. Мозг сейчас не работает, импульсы слабые, и нервная система почти не функционирует.

— Если хотите, можете остаться на ночь здесь, — доносится участливый женский голос.

— Нет! Пусть проваливает к своей любовнице! — кричу я.

Хотя нет, не кричу. Я молчу, но внутри всё кричит. Стоило мне увидеть лицо этого лжеца, как во мне вспыхнула такая ярость, что, словно внутри загорается огонь, и он постепенно нарастает, расходясь от лопатки к сердцу и дальше, наполняя мою кровь, заставляя моё тело гореть.

И я вспоминаю клеймо дракона на своей лопатке. Нет… Это же был сон.

Осторожно касаюсь клейма своим сознанием, и оно, словно живое, отвечает мне, разгораясь ещё сильнее. Вместе с этим прикосновением сердце моё заливает каким-то нездешним волнительным чувством. Словно я оставила что-то важное. Сердце сжимается, стучит неровно.

Странное горение метки словно заполняет всё моё сознание. Я уже не слышу ничего — лишь только безмолвный вопрос.

Остаться здесь или отправиться обратно?

И одновременно с этим вопросом вдруг раздаётся тревожный писк.

— Давление растёт, — коротко говорит женщина. — Подскочила температура… Растёт. Ещё выше!

— Что происходит? Почему она вся горит?! — Игорь отпускает мою руку, и я вижу, как его теснят в сторону. — Вы же сказали, что она стабильна!

Слышится топот множества ног.

— Реанимация, срочно!

— Уведите родственника! — доносится твёрдый приказ доктора.

К писку присоединяется что-то вроде сирены, звук нарастает. Всё, как будто, начинают говорить разом. А огонь внутри меня всё разгорается до такой степени, что мне кажется, будто кто‑то развёл внутри меня костёр и постоянно подливает в него бензин.

И вместе с этим всё настойчивее проявляется вопрос.

— Я никогда такого не видела, — в голосе женщины слышится ужас.

— Температура 40… 41… 42…

Я понимаю, что если откажусь от этого зова, то метка погаснет навсегда, и я останусь здесь, в этом беспомощном теле.

И я делаю выбор.