Непристойное предложение

НЕПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Марина Агекян

«Непристойное предложение»

Глава 1   

Англия, 1818 год

Случайно. Всё действительно произошло случайно. Вот только Генри не верил в подобное стечение обстоятельств. Ничто не было спланировано. И ничто не предвещало грядущего.

Всё произошло как-то даже нелепо.

Генри не верил в судьбу. Ему не нужно было полагаться на столь ненадежную и такую переменчивую штуку. Он сам выбирал себе дорогу и шёл прямо к цели. Ни о чём не жалел, ни на что не оглядываясь, не допуская ни малейшей оплошности или ошибки. Полностью подчинив свои чувства, он с отточенной безупречностью контролировал каждый свой жест, каждое слово. Он контролировал свою жизнь в полном смысле этого слова.

Пока однажды не пришел на бал.

Он часто посещал балы. Хотя бы потому, что там имелась возможность найти деловых партнеров. Со многими можно было легко договориться, когда вокруг них вилась стайки красавиц, отвлекая внимание в нужную минуту, безостановочно лилось вино, и играла весёлая музыка. В балах была ещё одна положительная сторона. Там можно было найти себе приятное развлечение на ночь. Ухоженные, но изголодавшиеся по мужской ласке вдовы и молодые замужние дамы с завидным постоянством искали себе приключения, а Генри иногда была нужна сильная разрядка, которая приносила временное, но необходимое облегчение, отвлекая от пустого существования.

Вот и сегодня, потягивая вино, он окидывал шумную толпу задумчивым взглядом, гадая, найдется ли среди них хоть бы одна, способная привлечь его внимание больше минуты. Та, с которой он сможет провести несколько следующих часов. Которую он больше никогда не вспомнит, переступив порог временного пристанища. Он забывал имена и даже лица, не считая нужным помнить женщину, за душой которой не было ни гроша. Он знал, какими коварными, вероломными, жестокими и бессердечными они могут быть, если представится случай сбросить маску. Поэтому не церемонился с ними, возвращая им то, что они, в сущности и заслуживали. Женщины были приятным дополнением к жизни. Но не более того.  

Однако в последнее время даже они утратили для него всякий интерес. Чем больше он жил, тем отчетливее понимал, насколько пустой и никчемной может быть эта жизнь. В ней не было никакого смысла, все её заслуги были преувеличены и неправдивы. В какой-то момент Генри подумал, что дошёл до края. Где заканчивалась дорога. Позади не осталось ничего, на что возникло бы желание оглянуться, а впереди не ждало ничего, кроме единственного решения: вздохнуть и прыгнуть в пропасть.

Без сожаления. Без оглядки.

Он не знал, куда двигаться дальше, чем ещё заняться. У него была небольшая флотилия кораблей, которые бороздили моря и океаны, перевозя грузы, делающие его непомерно богатым. У него были обширные связи. Его представили даже Принцу Регенту, который пожелал воспользоваться его кораблями в случае, если страну придется спасать от нищеты после наполеоновских войн. У него был большой особняк в Лондоне и огромная  резиденция в Восточной Англии, в тридцати милях от Кембриджа. Многие считали Генри везунчиком и сказали бы, что ему не на что жаловаться. Ведь он мог заработать деньги когда угодно и где угодно. Он мог решить самую сложную проблему, поэтому с ним советовались даже обладатели голубых кровей. Не являясь частью этого общества, он всё же имел полный доступ к любой двери, которая с радостью распахивалась перед ним.

В какой-то степени Генри понимал, что не должен роптать, но что-то с неумолимой скоростью ускользало от него, оставляя полностью разбитым. И ощущение того, что он уже на грани, усиливающееся в последние годы, с недавних пор обострилось ещё больше и не давало ему покоя. Всё это время он пробыл в Лондоне, всё больше убеждаясь в правильности своих суждений относительно высшего общества, потому что знать продолжала беззаботно веселиться даже не смотря на то, что после войны с Наполеоном непомерно тяжелая ноша обрушилась на страну, куда стало возвращаться множество искалеченных солдат, не пригодных для работы. Ситуация с каждым днем ухудшалась все больше, усиливалось негативное влияние «хлебного закона». Запрет на ввоз зерна был введен исключительно для того, чтобы поднять местных производителей, вот только это нисколько не сбивало цен на хлеб, который превратился для обычных людей в настоящую роскошь. Генри подумывал о том, чтобы написать письмо управляющему Ховардосну и вывести, наконец, корабли на новые направления, от которых будет больше толку. Теперь, когда стихли последние отголоски войны, географию перевозок можно было бы расширить и повернуться в сторону Америки.

Генри передёрнуло от отвращения, глядя на то, как разодетые пустоголовые представители «голубых кровей» делают сейчас всё возможное, чтобы показать миру, будто они выше всех обстоятельств, сами при этом ничего не являя собой. Он поспешил отвернуться от неприятного зрелища и перевёл взгляд на свой бокал.

Так что же он пил? Не янтарная жидкость, а светло-бордовая. Кларет. Удивительно, как при всех своих громких заявлениях о патриотичности и чести, лондонское общество не гнушалось распивать французские вина. Причем, самое отвратительное на его памяти. Пресное, разбавленное, такое противное, что можно было без мук совести выбросить всю партию. Как можно было угощать своих гостей этой гадостью?

«Не следовало вообще приходить сюда!» – с горечью подумал Генри, на секунду прикрыв глаза. Здесь было многолюдно и так шумно, что разболелась голова. Будь все проклято, но он больше ничего не хотел. Не хотел никого видеть. И не желал вспоминать то, что должен был оставить далеко в прошлом. То, что так внезапно вспыхнуло в памяти. Генри страшился этих воспоминаний. У него тряслись руки, едва он думал об этом. Ему казалось, что прошлое окончательно и бесповоротно повержено, надежно похоронено, что он больше не позволит, чтобы жизнь еще раз поступила с ним так, заставляя ощущать невыносимую боль…