- Это твой ребенок, спаси его, - женский голос звучит безжизненно и сипло.
В приемный покой на каталке ввозят беременную. На подоле ее длинного бесформенного платья – бордовые пятна и разводы. Одна рука покоится на небольшом округлом животике, на вид примерно шестимесячном, вторая – впивается ногтями в запястье Демина, заведующего родильным отделением, моего непосредственного начальника и… будущего мужа.
Пациентка судорожно сминает ткань его медицинского костюма, оставляя влажные следы. Держится за доктора на протяжении всего пути, словно за единственный шанс на спасение. Или… за любимого мужчину.
Он остается холоден и непоколебим, словно пропустил ее слова мимо ушей. А я-то все слышала, и теперь растерянно подхожу ближе, стараясь отбросить личное и сосредоточиться на работе. Жизнь человека – главная ценность. Остальное потом, даже если на больничной каталке… любовница моего жениха.
- Герман Янович, женщину нашли без сознания на вокзале. Воды отошли и открылось кровотечение, - отчитывается фельдшер скорой, спокойно и четко, как безэмоциональный робот. - При ней не было ни вещей, ни документов.
- Бездомная? – бесстрастно бросает Демин, осматривая ее и ощупывая живот. За свою практику он повидал много тяжелых случаев, вплоть до летальных исходов. Привыкнуть к этому невозможно, но очерстветь – легко. Защитная реакция.
- Неизвестно. Могли ограбить, когда ей плохо стало. С момента, как пришла в себя, она только бредит и не может внятно ответить ни на один вопрос.
- В полицию сообщили?
- Не успели, - выдыхает фельдшер.
- Амина, позвони, - жестко чеканит Герман, не оглядываясь на меня.
Чувствует, что я рядом. И знает, что не подведу. Это не первое наше дежурство вместе – именно профессия нас и столкнула друг с другом.
Год назад.
Сердце заходится в груди, а колени подкашиваются.
Непослушный взгляд вновь мечется в сторону беременного живота. Оцениваю объем и навскидку подсчитываю срок. Ориентировочно тридцать недель. Может, тридцать две, не больше.
Мы с Германом уже были в отношениях, когда она забеременела.
Временно усыпляю в себе ревнивую женщину, чтобы включить сосредоточенного медика. Последний сейчас нужнее.
Набираю номер, а сама украдкой прислушиваюсь к дальнейшему разговору врача с загадочной пациенткой. Почти не дышу, захлебываясь накатывающей паникой.
- Вы меня слышите? – Демин щелкает пальцами перед ее лицом, убирает прилипшие ко лбу черные пряди волос, слегка похлопывает по щекам, приводя в чувство. - Помните, как вас зовут? Фамилия? Есть родственники или близкие, кому мы могли бы сообщить, что вы в больнице?
Брюнетка заторможено взмахивает ресницами, фокусируется на его лице и расплывается в мягкой улыбке. Бесцветные глаза наполняются надеждой.
- Только ты, любимый, - лепечет из последних сил, лихорадочно цепляясь за его одежду. - Спаси нашего сына, умоляю.
И отключается.
Секундная заминка кажется мне вечностью. Уши закладывает от шума собственной крови, в горле застревает ком колючей проволоки.
- Дерьмо собачье, - срывается Демин, что бывает в особо экстренных ситуациях. - Везите в операционную, - выплевывает сокрушенно.
- Ты знаешь ее? – рискую уточнить.
Молча врезается взглядом в каталку с потерявшей сознание беременной. Не моргая и не дыша. Напрягается, обращаясь в камень. Медленно переключает внимание на меня. Смотрит так, будто видит впервые.
- Разумеется, нет, - отвечает после мучительной паузы.
- А она тебя, кажется, да, - шепчу, не сдержавшись.
– У нее травматический шок, она себя не помнит, - отмахивается небрежно. - Вызови анестезиолога и бригаду, потребуется экстренное кесарево, - отдает приказы стальным тоном, а потом добивает меня хлесткой фразой: - Сама останься на посту.
- Почему? Я не раз ассистировала, в том числе и лично тебе, - пытаюсь поспорить, но Герман осекает меня тихим матом и недовольным, вспыхнувшим взглядом. Я так сильно люблю его, что изучила все жесты и привычки, умею предугадывать мысли. И сейчас он нервничает. Бешено, до безумия.
- Не глупи, - выплевывает резко. - У нас нет ни ее обменной карты, ни данных, ни анализов. Оперируем вслепую. Я не хочу тобой рисковать, - кидает машинально, как заученную фразу, и быстрым шагом удаляется в оперблок. Задумчиво смотрю ему вслед и ощущаю, как умирает все внутри.
Хотелось бы верить, но…