Моя мать рано вышла замуж – как и большинство девушек в деревне. В восемнадцать лет на тебя уже косо поглядывали и хихикали за спиной, считая «перезрелкой». Девчонки, едва их грудь начинала расти, а цикл кровотечения налаживаться, уже выходили на «рынок невест», как его прозвала моя сестра Ролана. Это когда любой свободный мужик мог нагло на тебя поглядывать, а потом завалиться к твоему отцу с бутылкой хмеля и предлагать своих коров взамен на дочурку. Иногда соглашались, особенно в тяжелый сезон, но все-таки дочь кому попало никто отдавать не хотел, даже за хороший выкуп.
Вот Ролану выкупили за целого быка! Но ей повезло, она в своего избранника влюбилась и живет счастливо – уже воспитывает двоих девчонок, которые еще не знают, что их ждет. И мама моя, хоть выходила замуж совсем девчонкой, смогла полюбить мужа и сейчас они живут в счастье и гармонии.
Можно было только позавидовать…
Я и завидовала, а что еще делать? Мне пошел восемнадцатый год, а я нецелованная и необрученная девица, которая только и делает, что стирает днями напролет. На смешки я уже перестала обращать внимание, хоть по ночам и плакала.
Живя в семейной идиллии я тоже о такой мечтала и наблюдая, как сестра удачно вышла замуж, думала, что я на очереди. Но куда там! Моей руки просили только бедняки и дураки, считающие, что я того стою. Я считала иначе – я и готовлю прекрасно, и рукастая, покладистая (когда хорошее настроение), веселая и с целыми зубами! Мама с папой меня тоже никому не отдавали, но сейчас я видела по их грустным глазам – они думают, что стоило.
Может и правда я смогла бы найти счастье с лысым мельником, что известен любовью к выпивке и кислому сыру. Но стоило представить, как меня тошнило, и я решила – лучше умру старой девой! Буду жить в родительском доме, обеспечу маме с папой беззаботную старость и буду нянчить племяшек. Лучше это, чем возиться с пьяницей и гулякой!
Но грудь отчаянно сжималась от вида счастливых пар в окружении детишек и скота.
— Рано плачешь, — говорила Ролана. — Вон Оленна умудрилась в двадцать пять только мужика найти. А какого – лучшего кузнеца в деревне!
Но куда мне до Оленны – гордой и красивой, что отказывала всем, кто ей не ровня. Имела право – она умела читать и писать, красиво петь и больше походила на даму из дворца, а не крестьянку. Белоснежная кожа, не испортившаяся под палящим солнцем, мягкие руки, не касавшиеся тяжелой работы и миловидное личико. Она гордо носила длинную косу и белое платье, показывающие, что в огороде не пашет, а лишь наслаждается жизнью. Родила сына и все – считай, долг выполнила.
И никто над ней больше не смеется, лишь ногти от зависти грызут.
А я? Низковатая, худая и веснушчатая. Ролана тоже такой была, а потом как выросла! Сиськи ого-го, ноги длиннющие, а волосы блестят на солнце! Мои же напоминали птичье гнездо даже расчесанные… Про сиськи молчу. Хотя бы жопа есть – мама говорила, она важнее будет. Папа согласно подмигивал.
За день до судьбоносного поворота в моей жизни я занималась привычным делом – стирка! Рядом с домом текла речка, где было удобно устроится на камнях и натирать ткань до боли в пальцах, а потом развешивать на натянутой веревке между деревьями.
Мама не стирала уже несколько лет, как подкосила спина. Почти все её обязанности стали моими, что прибавило мне мозолей и синяков под глазами. Моя красота затухала, хотя было бы чему!
Но я все равно с улыбкой шла к речке и по пути сорвала ромашку, убрав её за правое ухо. Без хорошего настроения я давно бы кинулась в эту речку и дала течению себя унести прочь. Напевала песенку и принялась раскладывать все на привычном месте – стояло раннее утро и солнце только недавно показалось из-за горизонта, спрятанного за деревьями. Папа ушел с мужиками на охоту в противоположном направлении, мама месила муку, Ролана, наверное, вовсю мучается с девочками, что с каждым годом становились все непоседливее.
Набрав воды в ведро, я достала твердый кусок мыла, закатала рукава и уже готова была начать свой день, как раздался треск.
Я замерла, прислушиваясь. Зверек какой? Дикая живность в этой области давно не живет, распуганная людьми. Но может кто-нибудь забрел? Я немного посидела, а потом фыркнула – надумала себе! И стоило это сделать, как треск повторился, а с ним возня и неожиданный плеск. Подскочив с камня, я пораженно уставилась на источник шума, свалившейся в реку – это оказался красный ребенок.
В прямом смысле – его кожа была красной, как спелая клубника! Одна рубаха накинута и завязки на поясе, а теперь мокрые все до нитки. Это был мальчишка, с короткими черными волосами, что закашлялся и застрял – его нога оказалась прямо под корягой.
Не утонет – слишком мелко. Но промокнет и заболеет. Я не успела ничего обдумать, рефлекторно ринулась к нему, задрав юбку.
— Не рыпайся – сильнее увязнешь! — крикнула я.
Мальчишка испуганно поднял голову, и я обомлела. Из маленького рта показывались острые клыки, а яблоко глаз было полностью черным.
Орк!
Меня накрыло ужасом – что здесь делает орк?! В нашей деревне, что уже много десятилетий не знала налетов и грабежей! Я хорошо помнила рассказы отца, как им пришлось бросать свои дома и перебраться жить ближе к королевству, чтобы не пострадать от этих чудовищ. Отец описывал их так красочно, что ночью мне снились кошмары.
Но сейчас передо мной совсем мальчишка.… И я не могла просто стоять под его напуганным взглядом.
— Не двигайся, я все сделаю, — сказала я и поразилась своему ровному голосу.
Придерживая одной рукой юбки, второй я подцепила корягу и потянула на себя. Ромашка из моих волос выпала и поддалась течению. Мальчик все понял и быстро высунул ногу, встал и мокрый выбежал на лужайку. Я перепрыгнула туда следом, все-таки тоже немного промокнув.
На красных ножках ребенка виднелись темные ссадины. Падая на камни в речке, он поранился. Я присела на корточки, рассматривая их.
— Болит? — я подняла на него глаза.
Отредактировано: 21.11.2024