Невеста полоза (рабочее название)

1.

Ружка всегда просыпалась задолго до рассвета, ну а как иначе? Батюшке завтрак собрать, корову подоить, на выпас отправить. Да и потом дел невпроворот, потому как, одни они с батюшкой жили. Матушка-то умерла, когда Ружке шло пятое лето. С тех пор, батюшка так и не женился, так бобылём и ходит. Зимой зверя по лесам промышляет, летом народ заезжий через перевал водит, а Ружка одна – на хозяйстве. Поначалу тяжко было, поди-ка достань тяжёлый чугунок из печи, когда сама чуть больше того чугунка, но ничего – приноровилась.  Лишь бы тётка Казариха к себе не забрала.  

Каждый серпень наезжает постылая! И всякий раз батюшку пилит, дескать, негоже девке одной в хате торчать, мало ли чего случиться может, пока он по лесам бродит.  Да и воспитывать надо, и так запустили – никакого сладу с ней нет!  Глаза бесстыжие не опускает, косы  рыжие под косынку не прячет, ей слово, а она нахалка, все десять в ответ! Кто такую замуж возьмёт?  

Батюшка только отмахивается, не слушает.  Хорошо хоть сейчас не чурается её, Ружку. А то, как матушки не стало, даже смотреть на неё не хотел. Да и не только на неё. Столярить перестал, людей сторонится, всё по лесам, да по горам бродит. Раньше-то бывало, со всей округи к их дому люд съезжался – люльки, да лари заказывали.  А однажды, батюшка для самого князя Чуров делал! Теперь же инструмент в сарае лежит, пылится. А у Ружки, только и остался деревянный лебедь батюшкой, подаренный на её четвёртое лето.  

Бабка Аглая, ведунья местная, говорит, что любил он матушку сильно. А она Ружка, дескать, как две капли воды на матушку похожа, токмо маленькая ещё. Совсем недавно бабка Аглая учить её начала премудростям всяким – резы да руны выводить, свитки читать, травки – корешки разные показывает, да какая травка, какую хворь лечит - рассказывает. Ружка и рада стараться, только свитки не любит, мудрёно уж больно.  А так чуть время свободное появилось, в лес бежит до ведуньиного дома. Хоть и боязно немножко одной через яр идти, да только в обход до полудня добираться будешь. Шутка ли – две версты?

А по прямой через яр, саженей пятсот будет и только то! Сколько раз уже бегала - и ничего! Ну туман, ну блазнится невесть что – ерунда! Пусть деревенские дурни боятся, да всякое выдумывают. А тут всей хитрости-то, чтоб поверху тумана бежать, до дна не спущаться.  

Сама Аглая говорит: что в яру нави нет. Обходят навы яр то, потому что ручей Змеиный там. Хотя нет, неправильно сказала – Змеиный источник. Во как! Хотя вроде всё едино, ручей – источник. А Аглая ругается, дурищей дремучей обзывает. Обидно. 

Только выбор-то невелик, да интересу больше, чем обиды. Тем более, бабка Аглая говорит: - «Как, мол, девка, эти науки освоишь, то и другому можно будет учить, а пока время не пришло - мала слишком.»  А она и не мала вовсе, тринадцатое лето уже! Только с Аглаей не поспоришь, вот и ждет Ружка, когда же оно, то время, настанет? Ещё вот байки разные учить заставляет, только ругается, когда Ружка об них Михасю рассказывает, ворчит: "То, дескать, не байки - а Веды! И не мети языком - об них не каждому сказывать положено". 

Дак ведь она вовсе и не каждому. Даже батюшке не сказывала об тех Ведах ничего, только Михасю. Он же молчун, и захочет кому сказать, так не скажет. Мало что, как воды в рот набрал, слова из него лишнего не вытянешь. Так и слушать никто не захочет. Потому что приблудыш он, зазорно с такими дружбу водить. А Ружке что за дело? Сирот тоже не больно-то привечают. Вот и выходит, всех друзей – Михась, да сама Аглая. Только бабка Аглая всё одно ворчит: "Не положено - и точка!".  Откуда только узнаёт? Одним словом - ведунья.

Нехитрые думки крутились в голове, пока Ружка стрелой мчалась через яр, торопясь по быстрее проскочить жутковатое место. Чуть заметная стёжка знакомо ложилась под ноги, роса холодила босые ступни. Марево тумана, лениво поблёскивая, вплотную подобралось к тропе и иногда клочьями висло на подоле.  Всё как всегда, всё как обычно, успокаивала себя Ружка. Но непонятная тревога нарастала.  

Тропка вильнула вниз, почти полностью погрузившись в белёсую хмарь. Ружка почувствовала, как под ступнёй хрустнула ветка. Звука, почему то не было. Внезапно стало понятно, что не слышно даже собственного сбившегося дыхания - тишина была абсолютной, вязкой как болотная топь.  Белёсые клочья ползли всё выше, полностью затопив лощину.  Трава, прежде лежащая шелковистым ковром, цеплялась за ноги мешая бежать. Ружка остановилась, озираясь по сторонам, да толку-то? Окромя белой мглы и не видать ничего. Сколько она так стояла, одним Богам ведомо. Озябла вся,  а с места сойти боязно.  

Странный звенящий ритм разбил тишину - барабан ли? Бубен ли? Не понять. Звук нарастал, казалось не музыка то, а кровь своя стучит в ушах. Ноги сами собой сделали шаг с тропы. Ружка и понимала -  глупость делает, да пересилить себя не могла. А после и вовсе любопытно стало, что ж там, на дне яра?  Так и шла на звук не таясь, как завороженная. Ритм становился всё быстрее, тело невольно начало приплясывать в такт. Легко на душе стало, весело.  

Туман закончился внезапно, только что был и вдруг как корова языком слизала. От неожиданности не удержалась на ногах, упала, больно ссадив коленку о камни.  Да так и осталась сидеть, во всё глаза, уставившись на поляну. 

Посмотреть-то было на что! Поляна ровная, круглая - что тот блин на сковородке, на дальнем от Ружки краю находился ключ, бьющий из-под валунов. А валуны те, как золотые. И вода в том ключе, чёрная с золотой искоркой - переливается, искрится как чешуя у змеи. А музыка-то от неё и льётся! Ружка аж рот открыла от удивления, сидит - любуется. Хотя была б постарше, да слушала бы Аглаю получше, бежала бы не оглядываясь! Искры мелькали всё быстрее, сливаясь в сплошной поток, голова у Ружки закружилась, а глаз не отвести.  И, кажется, что она сама - та вода и есть, кружится, поёт. Да только уже не искры, а огромные змеи, там, в воде плещутся, свиваясь клубком. Раздвоенные языки так и мелькают.  Крик эхом прокатился по яру, а Ружка без памяти повалилась в траву.