Невольница Зверя

Глава 1

Мы должны стеречься мести своих изголодавшихся чувств — этого заточённого в клетку озлобленного зверька.

«Джон Пристли.»

* * *

— Маша, ну-ка убери!

— Бабушка, не обижай меня! — моя рука отчаянно сует ей под нос бархатную коробочку.

— Я же просила тебя, Маша, ничего не дарить! — ее пожилая рука даже не смеет дотрагиваться до подарка, будто старческая советь ей диктует этого не делать.

Шестидесятилетие прекрасной пенсионерки из маленькой и богом забытой деревни мы отмечали в скромном семейном окружении. А точнее, в это "семейное окружение" входили лишь я и бабушка, которая сейчас упрямо не хотела принимать дорогой, по ее мнению, подарок.

— Я обижусь, если не примешь.

Я вижу, что она хочет что-то сказать в ответ, однако поджимает губы, глядя на мою наигранную обиду. А затем молча и неуверенно берет в руки коробочку.

Пока именинница со сдержанным восторгом рассматривала купленный мной жемчуг, ради которого работала даже в свои выходные, я, оплакивая свою диету, съедала ее пирожки.

— Маша! Это же, наверное, так дорого... — бабушка прикрывает распахнутый рот ладонью.

— Всего-то в пол зарплаты обошлось. Не переживай. — умело вру.

После смерти родителей в моей жизни осталась лишь эта святая женщина, которая со скромной улыбкой рассматривает себя в зеркале. Пожилой ручкой поглаживая нежную драгоценность на своей шее. Сколько бы лет не прошло, она все такая же впечатлительная. Когда-то за этим пустующим столом мы сидели всей семьей, громко беседуя обо всем на свете. Я почему-то всегда помнила мамины красные туфли, которые пыталась все время примерить на свою крохотную ножку. Опустив взгляд на свои утепленные кеды, я не понимаю, куда делась моя женственность.

Я так часто проводила все свое время в этой скромной деревеньке, что можно сказать, лето я видела только здесь. Были и есть лишь счастливые воспоминания.

Я отвлекаюсь на звонок мобильного, откладываю недоеденный оливье и достаю телефон из кармана. На экране мобильного просвечивается «Тетя». Я делаю большой вздох и принимаю вызов.

— Твоя безответственность вышла за грань. Где ты? — первое, что слышу в динамике, но я уже привыкла, что здороваться эта женщина никогда не умеет. Пьяные нотки в ее голосе я чувствую уже отсюда.

Набираю в легкие еще как можно больше воздуха. Затем отвечаю.

— Я у бабушки. У нее день рождения...

— Я прекрасно знаю, где ты на самом деле. Почему ты лжешь мне?

Я чувствую, как болят костяшки пальцев оттого, что я сильно сжимаю свою руку в кулак. Мне приходиться приложить не мало усилий, чтобы не взболтнуть лишнего.

— Оля, ты сегодня принимала лекарства? — спрашиваю на выдохе.

— Не разговаривай со мной как с пациенткой! Еще не успела закончить институт, а уже изображаешь из себя доктора.

— Тебе эти лекарства прописала не я.

— Но явно хочешь посадить меня в психушку...

— Ты так привыкла думать.

— Так и есть! — в конце концов, она вновь срывается. — В проклятый тот день... ты должна была тогда умереть вместо...

Стремительно нажимаю на сброс и хватаюсь за голову. Бессмысленно слушать очередной бред женщины, которая пропивает все свое состояние и отменяет записи к психологу. Моя тетя была той самой женщиной, которая прихорашивалась, чтобы просто открыть дверь курьеру. Она была утонченной и на редкость дисциплинированной леди и яро строила фундамент моего образования. Во что она превратилась теперь, я не имею никакого понятия. Она никогда раньше не упоминала смерть своей единственной сестры и уж тем более не винила в этом меня. Ее траур начался спустя долгих четырнадцать лет. Мне уже кажется, что мою маму хоронили не так давно.Вторая личность Ольги стала проявляться с тех пор, как я поступила в институт и переехала от нее. Но я привыкла к бесконечным звонкам и обвинениям, а после звонят ее дети и муж, только с извинениями. Мои счастливые дни, это те, когда она неожиданно и надолго забывает о моем существовании...Я возвращаюсь за стол и перевожу взгляд на бабушку, которая всеми силами пытается запихнуть в мою сумку свои соленья.

На самом деле мои отношения с тетей были нормальными, пока она вдруг не начала обвинять меня в смерти своей сестры. В чем виновата была семилетняя девочка, сидевшая в машине родителей, которая потерпела аварию, я не понимала. Я вовсе не обижалась на ее слова. Мне искренне жаль эту женщину. Я перестала пытаться помочь ей или понять ее, когда она в какой-то момент замкнулась в себе. А потом она будто вывалила все, что держала в себе все эти годы. Вывалила все на меня.

После ДТП я стала сиротой, и бабушка, которая еле сводила концы с концами, ничего не могла дать семилетней девочке. Она не отказывалась от меня, но органы опеки сильно давили на нее.

Первое время я помнила плохо и мало что понимала. Но я точно знала, что есть смерть и почему родителей нет рядом. Мое детство моментально закончилось. Я вдруг почувствовала себя взрослой и… опустошенной.

Когда вариант с бабушкой не подходил, оставалась лишь сторона моей покойной мамы — моя тетя и ее муж Максим. Они блеснули своей добротой и оформили опекунство надо мной. По правде говоря, семьей мы не стали, скорее, сожителями. Но благодаря этим людям я получила шанс на светлое будущее. Я не требовала от них внимания и любви, которую они дарили своим родным детям.

Наши отношения с тетей уже увязли, словно цветок, которого перестали поливать.

Винить себя я ни в коем случае не стала.

Потому что, незачем.

* * *

— Маша, не глупи, ночь на дворе. Куда ты поедешь? — твердит мне бабушка, дрожащими руками сжимая мех шубы.

— Бабушка, я не могу. — говорю я, держа дверцу мини Купера. — Завтра утром у меня сессия.

— Почему приехала, если у тебя завтра важный день? — горько проронила она. — Тем более в такой снегопад.

— Разве я могла пропустить твой день рождения? Какая после этого внучка?

Снег под ногами скрипел. Я дошла и нежно обняла ее на прощание. От нее так же, как и в детстве, пахло порошком и хозяйственным мылом. За счастливое детство я обязана этой великой женщине.