Невыносимая жажда

Пролог

Человеческая кровь — это то, что поддерживает меня, что питает моё существование и даёт жизнь. У каждого она своя на вкус: у кого-то слаще, у кого-то солёнее, у кого-то с металлическим оттенком железа. Мне нравится этот вкус — насыщенный, живой, пропитанный гемоглобином, разлитым по артериям и венам. Артериальная кровь особенно пленяет: она свежее, чище, её насыщенность кислородом бодрит и придаёт сил.

Когда я говорил об этом, те, кому довелось услышать, пугались моей сущности. Их страх стал для меня привычным. Больше того, я начал находить в нём извращённое удовольствие: запах ужаса, исходящий от их тел, делал их облик соблазнительнее, а кровь — желаннее.

Сейчас, глядя на распростёртое передо мной тело, из которого капля за каплей уходит жизнь, я вспоминаю, как всё началось. Напуганные до ужаса парень и девушка смотрят на меня умоляющими глазами, надеясь на чудо, на моё милосердие. Но оставлю ли я их в живых? Это не так важно. Сейчас я расскажу историю. Историю о том, как я стал таким.

Меня звали Уилльямом, Джейсоном, Оливером, Оскаром, Джеком, Карлом, Чарльзом... да, у меня было много имён, и в настоящий момент я вновь остановился на Уилльяме. Значит, меня зовут Уилльям, и родился я в 1845 году в городе Х (афишировать своё место рождения считаю неприличным делом): в Британии. Мой отец, носивший в те времена значимый титул лорда, владел огромной трёхэтажной усадьбой в викторианском стиле, окружённой роскошным садом. Там был фонтан, выложенный белоснежным камнем, его мерное журчание создаёт до сих пор в моих мыслях иллюзию безмятежности. Я любил проводить там летние дни: воздух был всегда прохладным, свежим, насыщенным ароматами цветов, а птицы наполняли пространство мелодиями, словно их позвала сама природа.

Имя моего отца — Гарри, а мамы — София. Нет, вопреки вашим догадкам, они были самыми обычными людьми, не обременёнными никакими сверхъестественными силами. Словно противоположность тому, чем стал я.

Я вырос в такой семье, где от меня никогда не требовали многого. С детства я был избалованным ребёнком: пухлым, довольным жизнью и привыкшим получать всё по первому зову. Мама — нежное и тёплое воспоминание моего детства. Её объятия были укрытием от любых бед, а материнский аромат — словно эликсир, дающий покой. Папа, напротив, был суров и молчалив. Его густая борода и выдающийся живот, запомнившиеся мне даже в мелочах, создавали образ настоящего лорда.

Когда мне исполнилось 12, жизнь казалась идеальной: вечные пиршества, визиты аристократов, обеды в кругу родственников и бесконечное внимание к моим «милым» детским капризам. Часто к нам приезжала семья Сеймуров. Их сын, Джеральд, стал моим первым другом. Мы проводили часы в саду, устраивая рыцарские битвы игрушечными мечами, маневрируя меж деревьями и кустарниками.

3 августа 1857 года стал роковым днём. Был тёплый вечер. После очередного ужина, когда взрослые пили вино и обсуждали свои дела, мы с Джеральдом отправились в сад. Мама, с любовью и лёгкой строгостью, крикнула нам вдогонку: «Уилльям, только недолго! Не выходите за пределы сада!» Но, как это бывает с детьми, её слова остались лишь эхом.

Мы юркнули за забор. Говоря себе, что это лишь на минуту, двинулись в сторону старого фонаря. Я помню, как заходящее солнце окрашивало горизонт в багровые оттенки, как ветер гулял по пустынной улице, создавая ощущение чего-то чуждого и тревожного.

На противоположной стороне улицы стоял человек. Его взгляд был странным, полным хищного господства, будто за этим спокойствием скрывалась какая-то звериная сила. Моё сердце замерло. Но прежде чем страх успел превратиться в действие, всё произошло слишком быстро. Джеральд исчез. Последним, что я помню, была вспышка боли в шее. Моя кровь покинула тело вместе с жизнью.

С этого момента началась новая глава моего существования.

Меня нашли недалеко от дома. Два тела, лежащие в луже застывшей крови, стали трагедией для наших семей. Сию секунду вызвали лекаря, пытались оказать первую помощь и спасти нас, но, увы — сердце застыло вечным камнем. Я был погребён в семейной усыпальнице. Но моя история не закончилась. Через 72 часа мой организм, наполненный чуждой силой, начал изменяться. Моё сердце забилось снова, разгоняя по венам тёмный яд, превращая меня в то, кем я стал.

Долго... долго я лежал неподвижно в гробу, приготовленном для моих похорон. Мое тело стало белым, словно снег, и холодным, как лёд. Родственники оплакивали меня, готовясь к прощанию. Смерть объяснили нападением дикого зверя, но я знал правду — это был человек, мужчина с пугающим взглядом, который я успел заметить в последние мгновения.

Через 72 часа после смерти я ощутил странное жжение в шее, там, где остались следы его укуса. Воспаление разрослось, и заражённая кровь стала растекаться по моим венам, словно ядом пропитывая каждую клетку тела. Инфекция достигла сердца, заставив его вновь биться. Сначала медленно, глухо, как эхо в пустом зале, но вскоре удары стали всё сильнее, разгоняя по телу тёмную субстанцию, что возвращала меня к жизни. Она пробралась в мозг, ломая и перестраивая его работу. Осязание, обоняние и слух вернулись ко мне, но тело оставалось неподвижным. Я был пленником собственного пробуждения.

За час до похорон я открыл глаза. Свет, ворвавшийся в мои зрачки, словно нож, пронзил мозг, вынуждая меня закричать. Я резко выпрямился, соскочил из гроба, но ноги не выдержали, и я рухнул на пол. Боль метастазами распространилась по всему телу. Захлебнувшись собственным криком, я схватился за голову, изнывая от дьявольской боли.