Незримый созерцатель

Незримый созерцатель

Снег крупными хлопьями кружит по затянутому чёрными тучами небу. Тысячи мерцающих искринок в медленном хороводе опускаются на моё лицо. А я лежу посреди улицы, на холодном асфальте, укутанный толстым слоем ослепительно белой крупы; по голой из-за задравшейся куртки пояснице скользит ледяной и тихо шепчущий ветер.

Однако мне не холодно. Ничего не чувствую. Ни озябших рук, ни ссадин на костяшках пальцев. Не произношу ни звука, даже когда туфли с жёсткими подошвами наступают на меня. Рвут на клочья зыбкие контуры тела. Потому что прекрасно знаю: никому нет дела до парня, лежащего на стылой земле. Легче всего не обращать внимания. Делать вид, что его не существует. А тень, промелькнувшая на периферии сознания, не больше чем плод воображения.

Но я существую! И в силах дотронуться до каждого. Главное — захотеть. Могу ласково погладить или нахально оттолкнуть. В один скверный день пихну в спину зеваку, подошедшего неосмотрительно близко к краю перрона. А в другой удержу дурака, вознамерившегося сигануть с моста. На всё моя воля, что зависела исключительно от настроения, из года в год обретающего всё большую переменчивость.

Безусловно, будоражит, когда есть возможность, еле касаясь, провести кистью по ножке какой-нибудь соблазнительной девушки с пышными формами. А потом наблюдать за тем, как она реагирует, нервно озираясь по сторонам и ища своими прищуренными от возмущения глазками виновника, осмелившегося её домогаться средь белого дня. Или сжать в тесных объятьях маленькую испуганную фигурку, спешащую вернуться домой коротким путём через тёмный безлюдный переулок. То, как мечется взгляд широко распахнутых, полных ужаса глаз — меня по-настоящему заводит.

Не равнодушен я к иным забавам. Безумно люблю забираться в чужие дома и следить за людьми: знакомыми или случайными прохожими — без разницы. Разглядывать в мельчайших подробностях неприглядную сторону жизни, ту её часть, что они тщательно скрывают от других. Всякий человек, стоило ему оказаться в одиночестве, принять и поверить в идею, что за ним никто не наблюдает, как он непременно откидывал своё привычное поведение, основанное на нормах морали. Навязанной обществом лицемерной, дурно пахнущей нравственности. Тогда-то и проявляется истинное нутро. Выглядывает, словно из-за иллюзорной ширмы, реальное «‎я»‎ со всеми его физиологическими погрешностями.

Некоторые девушки, которых я считал хорошенькими ещё во время учебы в университете, обманываясь лоском внешних фасадов, невероятно разочаровали. Другие, на которых я толком и внимания не обращал из-за отсутствия привычного боевого окраса, напротив — приятно удивили и раскрыли глаза. Наглядно показали разницу между красивым содержанием и броской, цветастой обёрткой.

Мне сильно нравилась одна девушка с курса. Прямо-таки бредил ею временами. С виду она такая милая и нежная, что всем всегда хотелось её оберегать. Хоть и не самая популярная в институте, тем не менее вниманием явно не обделённая.

Эта девушка регулярно завивала свои светло-каштановые волосы в салоне, там же отбеливала и молочную кожу, то и дело вспыхивающую очаровательным румянцем на щеках. В её золотистых глазах с пушистым веером ресниц вечно горел огонёк любопытства. Отчего она походила на маленькую игривую лисичку. Безобидного зверька, неспособного серьёзно ранить.

Так мог думать только бесконечно наивный, непроходимый глупец, ослеплённый ныне ненавистной мне любовью.

Одним тёплым зимним вечером я набрался смелости и признался ей в чувствах. Дама сердца меня отвергла заурядным в подобных случаях: «извини». Теряюсь в догадках, скольким она так же отказала. Лишь лаконично поинтересовалась моим именем, что в последующем записала в маленький блокнот. Бесцеремонно, прямо у меня на глазах, занесла новое имя в длинный список своих воздыхателей. Точно отметила очередной трофей, давно переставший трогать за душу.

Год старался избегать жестокой девчонки. Мне было неловко с ней в одной компании. Она же, напротив, будто специально искала встречи со мной. Смотрела безжалостным взглядом, заставляя мечтать провалиться сквозь землю.

Накануне начала третьего триместра она неожиданно позвонила и слёзно просила её забрать. Меня не волновало, откуда она узнала мой номер, и громкие смеющиеся голоса на заднем плане. Естественно, бросил все свои дела и кинулся ей на помощь. Кто же знал, что, несясь на всех парах, я рискну пробежать на мигающий зелёный свет и поскользнусь на середине дороги.

Теперь я вижу мир иначе. Мне большее известно и многое недоступно. Возможно, это неправильно, что во всём виню её. Может, в каком-то другом месте, если оно существует, меня и осудят, но сейчас мне всё равно. Поэтому, даже если я совершаю ошибку, сегодня она увидит мир моими глазами.