- Итак, с глубочайшим сожалением мы вынуждены констатировать, что тираж нашей газеты за последние три месяца упал на двадцать процентов, и сия печальная тенденция продолжает иметь место быть, - произнеся эту витиевато-безграмотную фразу, редактор ежедневной областной газеты «Открой!» снял очки в дешевой пластмассовой оправе и обвел сотрудников усталым взглядом.
Сотрудники индифферентно молчали.
- Вы, разумеется, понимаете, - продолжил редактор, - что так дальше жить нельзя. Потеря тиража - это прямая потеря денег. Так что на повышение гонораров в ближайшее время можете не рассчитывать. Об окладах я уже молчу.
Собрание зашумело.
- Как же так...
- Вы же обещали!
- Чем семью кормить?
- Вы на цены кругом посмотрите!
- А инфляция?!
- Стараешься тут, работаешь как вол...
- Пусть отдел рекламы почешется!
Теперь молчал редактор. Он вертел в пальцах очки и терпеливо пережидал посеянную им бурю в стакане воды. Когда все давно известные в подобных случаях предложения, возмущенные выкрики, железные аргументы и просто междометия стали повторяться, редактор надел очки, хлопнул по столу ладонью и сказал:
- Тихо! Я еще не закончил. Все мы профессионалы, и я не собираюсь учить вас делать газету. Хотя, возможно, иногда и не мешало бы. Поступим следующим простым способом: пусть каждый займется своим делом. Но только займется, а не сделает вид! Ваше дело - писать. И писать так, чтобы вашу писанину хотелось прочесть всем. Понимаете? Хотелось! Вы можете писать все, что угодно, - хоть романы. Но мое дело - редактировать. И если я, как редактор, сочту вашу писанину скучной или просто не заслуживающей внимания, то не обессудьте - не страницах нашей газеты места для вас не найдется. И еще. С сегодняшнего дня я лучше опубликую материал из другого издания или выйду с дырой в полосе чем поставлю в номер какую-нибудь очередную проходную, написанную левой задней лапой, серятину своего журналиста. За острые и, тем более, сенсационные материалы гарантирую повышенный гонорар и двойную премию. Последнее - в случае стабильности в поставках качественного материала. Судить о том, что хорошо, а что плохо, буду я. Ну и редколлегия. Иногда. При этом каждый творческий работник, как водится, может высказать свое мнение и внести любое предложение, могущее повысить тираж газеты. Особо будут отмечаться не просто идеи, а идеи, так сказать, осуществленные. В текстах, снимках, рисунках и макетах полос. Все, можете идти работать.
Планерка фыркая и вздыхая расползлась из редакторского кабинета по рабочим местам. Настроение сотрудников менее всего соответствовало возрождению в редакции бодрого духа газетного творчества: народ был вял, апатичен и ворчлив, как и всегда в первые минуты после редакторского разноса.
Корреспондент отдела информации Михаил Бережной сидел за своим видавшие многие виды столом, пялился на экран потрепанного жизнью монитора и размышлял о том, что жизнь, по-видимому, не удалась.
«Мне сорок лет, - думал Миша. - В этом возрасте люди становятся лауреатами Нобелевской премии, редакторами крупных газет и президентами богатых фирм. Или не становятся. Как я. Что у меня есть? Двухкомнатная квартира, жена, двое детей, вечное безденежье да пара сотен статей, которые давно всеми забыты... Эх, пойти коньячка выпить, что ли?»
В распивочной «У Томы», расположенной рядом с редакцией, было, как всегда, шумно и дымно. Он взял свои всегдашние пятьдесят грамм и отошел за ближайший свободный столик. Коньяк не замедлил оказать свое благотворное действие на измученный бесплодными умственными и душевными терзаниями Мишин организм. И в тот момент, когда газетчик решил повторить для закрепления, так сказать, достигнутого тактического успеха, у его столика, чуть пошатываясь, возникла невысокая личность в потертом до белизны на сгибах кожаном реглане образца пятидесятых годов прошлого века и засаленной кепке. Из-под кепки в разные стороны торчали неопрятные космы желтых, с обильной проседью, волос.
- Привет, - хрипло поздоровалась личность.
Старательно глядя в сторону, Миша Бережной промолчал, по опыту зная, что агрессивно-пьяным и сумасшедшим в глаза лучше не смотреть, а уж разговаривать с ними...
- Проблемы, брат?
«О, господи, - тоскливо подумал Миша, - и здесь мне нет покоя. Придется...»
Он резко повернул голову и в упор глянул на приставалу. И внутренне осекся. Обладатель кожаного реглана хоть и являл собой чисто российский тип спившегося ангела, но глаза у него были ясные, чистого темно-синего цвета, и взгляд этих глаз, казалось, просвечивал насквозь и самого Мишу Бережного, и все его проблемы.
- Ну, чего надо? - выдавил из себя корреспондент.
- Мне - сто пятьдесят коньяка, - твердо вымолвил ангел, - а тебе - удачи в делах. Ты ведь газетчик?
- Г-газетчик, - ошеломленно подтвердил Михаил, но тут же прикинул, что в этой забегаловке его многие знают и взял себя в руки.
- Ставь сто пятьдесят, и будет тебе вечная удача, - весело пообещал незнакомец. - До самой, так сказать, смерти. Я сегодня добрый.
- А не обманешь? - насмешливо поинтересовался уже вполне пришедший в себя Михаил.
- Мы не в церкви, - сурово отрезал словами великого комбинатора собеседник.
И тут Миша Бережной, старый битый газетный волк, сделал то, что неоднократно делал в своей, полной неожиданностей, репортерской жизни, - он подчинился инстинкту. А подчинившись, прошел к стойке и взял сто пятьдесят ясноглазому незнакомцу и пятьдесят себе.
- Молодец, - одобрил тот, принимая стакан, - чутье есть. Значит, удача будет.
И залпом выпил.
Вернувшись в редакцию, Миша вывел компьютер из спящего режима и задумался. О чем бы таком сенсационном написать? «Если новостей нет, их нужно выдумать», - вспомнил он древнюю журналистскую заповедь и бодро застучал по клавишам.