Ничего личного

Ничего личного

Пьяцца Дель Контратто… Белый мрамор стен и позолоченный шпиль Торговой Палаты. С высоты чердака пустующего дома, прилепившегося в отдалении, на горке с видом на площадь, не слышно шума фонтанов, в брызгах которых светятся миниатюрные радуги. В воздухе витает запах корицы, кофе и влажного дерева. Это Антива.


Я смотрю, как солнце играет на красной черепице крыш, как лучи отражаются в оконных стеклах, делая их поверхность почти зеркальной и набрасывая покров тайны на то, что происходит внутри. Каждый дом – это больше чем просто стены, накрытые крышей. Каждый дом – это отражение своего хозяина, хранитель его маленьких и больших секретов.

Вот та крыша, за перекрестком, маячащим вдаль по убегающей от площади улице – это булочная. И все ее секреты: рецепт теста, которое тает во рту, тайна с хрустом надкусываемой корочки да поздние визиты соседа к жене булочника. Почти у окраины города, там, где вьется вверх темная струйка дыма – под крышей громыхают молотом о наковальню секреты кузнеца. Их много, но самый примечательный из них касается проигранных в карты денег, которые, по мнению супруги этого самого кузнеца, он передал своему отцу на починку лодки.

Те дома, что у самой площади, хранят более серьезные тайны. Хотя бы просто потому, что возле Пьяцца Дель Контратто могут позволить себе поселиться далеко не простые смертные. Ведь на те деньги, которых стоит в этом месте земля, умещающаяся под подошвой сапога, семья гончара может прожить десятилетие.

Только тихо! Не надо называть имен. Лишние слова иногда могут обойтись слишком дорого.

Вот тот дом, с розмарином и молодыми апельсиновыми деревцами в вазонах под окнами, вальяжно расположившийся за кованой оградой – это сыр и оливки. И даже если вы перепробовали все сорта сыра в Антиве и можете на вкус различить масло из оливок, выращенных на западе от масла из оливок выращенных на востоке страны… Поверьте, вы ничего не знаете, ни о том, ни о другом, если вам неизвестно, что практически все деньги от их продаж стекаются в этот дом. Ваши знания скудны, если вы не имеете представления о том, почему так многие работники сыроварен страдают отдышкой и не любят слово «потерпеть»… Особенно, если разговор касается денег. А вот если вы в курсе относительно годового оборота хозяина этого дома и ставок его налогов… тогда, я думаю, что рано или поздно у вас появится какое-нибудь интересное для меня предложение… Если же вы слишком часто и громко задаете вопрос - почему некоторые невменяемые прохожие так часто бросаются под копыта лошадей сына хозяина этого дома... или что за странные крохотную коробочку иногда видят в его руках…то, вполне возможно, интересное предложение когда-нибудь появится по поводу вас…

Строгий дом за каменным забором – это вино и специи. Это очень почтенный дом. Его хозяев горожане любят за меценатство и благотворительность. Это так же, так или иначе, большинство столичных борделей и экспорт живой массы в Минратоус, а так же подпольные поставки лириума из Орзамара и его оптовая продажа.

Следующий дом - тот, что украшен изящной лепкой и витражами – это импорт металла и уголь. Это хороший заказчик, не скупящийся на деньги, не в пользу которого я могу сказать только одно – он слишком любит заниматься самодеятельностью в моей профессиональной сфере и делает это слишком кустарно. Смерть должна быть быстрой. Смакование же этого процесса вызывает у меня легкое отвращение. Не подумайте, что в данной ситуации я забочусь о приросте количества заказов у меня лично или у нашей организации в целом. Я просто не одобряю его методы. В том числе то, что он нанимает отчаявшихся безработных для оправки их на угольные шахты своих партнеров с единственной целью – правдоподобно скрыть от последних свои финансовые махинации так внезапно случившимся взрывом рудничного газа.

Но, похоже, я говорю лишнее. Это – мой недостаток. Вот, например, на прошлой неделе… Хотя, не стоит об этом.

Порыв ветра принес запах моря, хлопнул ставнями где-то невдалеке.

Я смотрю на город через прицел арбалета. Хорошего арбалета, смею заверить совершенно без всякого преувеличения. Возможно даже, уникального, если принимать во внимание дистанцию его стрельбы. Такая вещь стоит больше чем деньги. Это не просто оружие. Мне он стоил не только совершенно безумных денег, а еще и… Многого. Поэтому, касаясь его кожей, я чувствую непередаваемое словами ощущение единения, не сравнимое ни с чем.

Не люблю ждать. Когда все закончится, я куплю бутылку аутунно д'оро, а к нему - чего-нибудь пряного и хрустящего, да съезжу на ночь к морю, куда-нибудь в глушь. Давно пора смыть с себя накопившуюся усталость. И чтоб рядом не было никого – только я, море и ночное небо. Плыть долго и без цели, в погоне за горизонтом, тревожа игру лунных бликов на поверхности воды. Потом вернуться на берег, чтоб заснуть на теплом песке…

Ноги затекли. Сколько можно тут торчать, полуприсев! Хоть бы было что под колено подставить. Демоны Тени! Старикашка заставляет ждать и меня, и Создателя. Это, по крайней мере, неприлично. Я надеюсь, что Создатель не обидится на своего привратника за нерасторопность. Хотя, возможно, он занят чтением списка грехов прибывающего, тогда ему есть за чем провести время – список там длинный.

Где-то над головой слышно воркование и шаги голубиных лап по черепице.

На площадь плавно выехала карета из черного дерева. Наконец-то! Окошки занавешены, что скверно. Значит, в моем распоряжении ровно столько времени, сколько будет необходимо старому грешнику для того, чтоб преодолеть четыре ступеньки у дверей – раньше его будет закрывать от меня карета. Это неприятно, но вполне ожидаемо.

Секунды тянутся долго, словно время играет со мной в поддавки.

Я плавно спускаю холостой ход курка, отслеживая, как на линии выстрела появляется седая коротко стриженая голова… плечи… спина. Задерживаю дыхание, делаю поправку на движение и ветер. Пусковой механизм срабатывает с легким щелчком.

Болт входит между лопаткой и позвоночником. Хорошая работа. Дальнейший ход событий не сильно меня интересует, так как яду нужно не так уж много времени. Гораздо меньше, чем лекарю для того, чтоб прийти.

Теперь – убраться от окна и быстро, но аккуратно разобрать арбалет, чтоб спрятать его в чехол, напоминающий широкий тубус для карт. Пронзительный и отчаянный женский крик, несущийся со стороны площади, подтверждает мой успех. Все. Прочь отсюда. Долой, предварительно бросив из окна взгляд на суету, развернувшуюся около упавшего тела. Клиент скорее мертв, чем жив, прими Создатель его душу.

Зеленые каскады виноградных листьев, покрывающие заборы вдоль вьющейся вниз по склону улочки. Теплая на ощупь ягода играет в пальцах бликами, словно самоцвет, оставляет на языке ни с чем не сравнимый вкус - вкус последних дней лета.

Где-то во дворе неподалеку слышен женский голос – мать громко отчитывает дочку. Навстречу мне вверх по улице стремглав несется смуглый темноволосый постреленок лет восьми в коротких штанишках, держа под мышкой тряпичный мяч. Ласточки совершают замысловатые фигуры в воздухе, опускаясь почти к земле. Видимо, будет дождь… хотя небо чистое. Досадно, если все-таки будет. Это портит мои планы относительно вечера и моря.

Внезапно мальчишка спотыкается и падает, не выпуская мяча из рук. Растрепанные вихры, большие карие глаза и закушенная от боли в разбитых коленках губа.

Я делаю шаг, улыбаюсь и протягиваю ему руку. У меня хорошее настроение.

- Вставай.

Он хватается за руку и поднимается на ноги, почему-то глядя мне прямо в глаза…

Время вздрогнуло и исчезло, потекло теплым вниз по животу. Тряпичный мяч беззвучно покатился вниз по брусчатке.

- Ничего личного, – тихо и не по-детски спокойно сказал мальчонка, пряча в рукав окровавленный кинжал.

После чего пришла боль.

Я люблю тебя, Антива! Но случайно вырвавшиеся слова в этом городе иногда могут стоить слишком дорого.

Ноги слабеют и колени встречают камень мостовой.

Как же все… случилось…по-дурацки…

- Хорошая… работа. Вот… возьми, - слабеющая рука протягивает мальчишке тубус с арбалетом. – Как тебя зовут?

Он не отвечает. Просто отводит взгляд.

Теплые ладони улицы принимают меня и, уходя в обволакивающую сознание темноту, я какое-то время еще слышу удаляющиеся детские шаги и крики проносящихся над улицей ласточек.


"Когда умру, схороните меня с гитарой
В речном песке.
Когда умру, в апельсиновой роще старой,
В любом цветке.
Когда умру, буду флюгером я на крыше,
На ветру.
Тише.
Когда умру."