Ночь, которая никогда не наступит

1 глава.

В «День Любви» я отгораживала себя от остального мира, не включала компьютер, не отвечала на телефонные звонки, не появлялась в общественных местах. Обычно я сидела дома с родителями, мы смотрели фильмы на дисках или играли в настольные игры, пока мне не надоедало, и я не уходила в свою комнату, где остаток дня читала. В этом году всё было не так, папа уехал на съемки, а я была недостаточно хорошей дочерью, чтобы провести весь день с мамой наедине. Она никогда не вставала с кровати раньше полудня, поэтому у меня было время, чтобы уйти незаметно. Я чувствовала стыд за такие мысли, ведь прекрасно понимала, что мама больна, и я должна заботиться о ней. Тем не менее, сегодня я решила позволить себе такую слабость.

Весь путь по улицам Киферу и в метро я проделала в наушниках, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Я боялась увидеть страх в глазах прохожих и не хотела быть причастной к их горю. Некоторые люди завтрашним утром узнают, что их ожидает смерть, но кто-то из них ещё таит надежду на чудесное спасение, другие же заранее смирились. Наверное, лучше всего тем, кто и не подозревает, что их имена окажутся в списках, по крайней мере, они избегут муки ожидания перед оглашением результатов. Я с трепетной радостью представляла, как быстро зайду в пункт голосования, после чего отправлюсь в какой-нибудь безлюдный двор, чтобы в одиночестве поразмышлять над тем, что мои сегодняшние переживания не подлежат сравнению с несчастьем этих людей. Я была совсем близко к цели, у меня практически получилось проскочить все места массового скопления людей, как на выходе из метро кто-то схватил меня за руку. Я вздрогнула, и наушник выпал у меня из уха. В нос ударил запах общественной уборной, и я подумала, что даже хорошо, что это бездомный. Может быть, он просто попросит денег, и я буду готова отдать ему целый кошелек, если это окажется так.

Я повернулась к нему. Первое, что я увидела—это его водянистые глаза, в которых читалась мольба, продиктованная страхом, а вовсе не зависимостью от алкоголя. Лишь потом я рассмотрела красное отёкшее лицо, длинные волосы, напоминающие грязную сухую солому, и зимнюю шапку, которую он не снял при плюсовой температуре.

— Пожалуйста.

Он сказал только одно слово, кажется, большего он не мог выдавить из себя. Я выдернула руку слишком резко, этот жест оказался несправедливо жестоким.

— Простите,— пробормотала я и побежала дальше.

— Девушка, может быть, у вас есть один лишний голос? Один! Я не был таким ещё в прошлое голосование, у меня была жена и двое сыновей всего год назад. Девушка, пожалуйста!

Я ускорила шаг и снова надела наушники. На глаза наворачивались слезы, но я не хотела быть той самой девочкой, которая плачет на улице, а прохожие непременно думают, что её бросил парень. Хотя в этот день поводов для слез хватало и у молодой девушки.

Даже настолько опустившийся человек хотел жить. Казалось бы, раз он позволил себе стать бездомным алкоголиком, ему уже должно быть всё равно, проживет ли он на год дольше. Но я не знала, что происходило в его голове, и, наверное, у него были такие же желания и надежды, как и у всех.

Надеюсь, тот, кто будет пить кровь этого бездомного, подцепит педикулез и ещё долго не сможет вывести вшей. Жаль, что другие человеческие болезни, вряд ли страшны вампиру.

Я повернула в противоположную сторону от пункта для голосований. В конце концов, он работает до вечера, у меня есть время. Я пошла по направлению к парку, в надежде уйти в лес как можно глубже, чтобы никого не видеть. Как жаль, что я не додумалась надеть кофту с капюшоном или хотя бы кепку.

В парке было многолюдно, однако в лицах прохожих отражалось то, что каждый из них помнит, какой сегодня день. Чаще всего встречались женщины с колясками, которые всегда казались мне одинаково усталыми и раздраженными или наоборот умиротворёнными, будто бы познавшими суть своего существования. Но сегодня в их лицах читались беспокойство и тоска, хотя я не сомневалась, что эти женщины знают, что завтра будут живы. Они осмелились завести детей, наверняка, у них имелись родственники и друзья, которые будут отдавать свои голоса за них. Пожилые люди, их было не так уж и много, смотрели себе под ноги, стыдясь своей старости, молодые были, как и я, в наушниках. Вот такое народное единство.

Я ушла далеко в парк, вглубь леса. Скамейки и указатели уже не попадались, но дорожка все ещё вела меня. Это были дебри лишь в понимании такого городского жителя, как я, конечно, кто-то более знакомый с лесами, так бы не посчитал. «Такие девочки дворнягу примут за волка, а дерево – за дремучий лес»—сказали бы мне они. Я пыталась отбросить свои глубинные страхи, связанные с неизвестностью и безлюдностью, но все равно не могла перестать думать о том, что маньяк мог схватить меня здесь и никто не услышал бы моих криков. Это было бы высшим злодеянием убить меня в этот день, потому что преступник лишил бы жизни не одного человека, а целых одиннадцать. Каждый год в этот день люди должны ходить в государственные учреждения, чтобы проголосовать за десятерых самых близких человек. Самому тоже нужно получить десять голосов, необязательно от тех же самых людей. Тот, кто не смог получить нужное количество, умирал. Не сразу, давалось несколько недель на то, чтобы закончить свои земные дела. Потом несчастных отдавали на корм вампирам, нашим господам, правящими нами справедливо и мудро, но не способным прожить без крови. Казалось бы, в этом нет ничего сложного, все могли бы разделиться на группы и проголосовать друг за друга. Но каждый год оказывались невезучие, не набравшие свои десять голосов, и таких людей было немало. Наш король назвал это голосование «Днём Любви», потому что каждый в этот день выражал любовь к близким. День Скорби, День Жатвы, День Смерти, День убийц, вот как еще можно было назвать этот день. Я могла придумать много названий, но ни одно бы из них не выражало всего смысла этой ужасной даты.