Ночь придет

Ночь придет

И прольется кровь

Пистолет, смольно-черный, с ребристой ручкой, нацелится дулом на жертву, и грохот выстрела погасит свет в глазах ее так же, как погасил свет в глазах ещё двадцати трех человек. Было еще девять тел, из которых жизнь выбили другими инструментами — от бетономешалки до молотка.

Шустрый помнил каждую смерть — и почти каждой из них гордился. Грех не гордиться хорошей работой.

Сегодня его послужной список пополнится еще одним телом. Главное, чтобы не подвел Жмых. Шустрый понимал, зачем его к нему приставили паренька, и даже был с этим согласен — но это не отменяло опасений Шустрого. И у них были основания. Жмых был недобрым малым. У Жмыха был точный прицел, слабые нервы и тупой бычий взгляд. Нехорошее сочетание.

Да и заказ был нехорошим. Не из тех, которыми будешь гордиться. Им предстояло поехать за реку, в полузаброшенную деревню у леса, и на ее краю старую избу, и загасить живущую в этой избе старуху. Полный бред и чем дальше, тем хуже.

Будь у Шустрого побольше мозгов, он бы сказал «Нет». Но если Шустрому платили, он всегда брался за дело. Даже если придется спуститься в ад. В этот раз пришлось.

Конверт с деньгами

— Слышь, Шустрый, а ты когда-нить это… работал со стариками?

— Ни разу… Хотя нет, вру. Работал. Но то был крутой дедок. Со связями.

— Может, у нашей клиентки тоже есть связи.

— Ага. С домом престарелых. Хе-хе.

Разговор, ставший началом истории, я подслушал в придорожном кафе — заведении из тех, где ты садишься в пластиковый стул за грязный пластиковый стол и тебе льют в пластиковый стакан жгущий язык кофе со жженым привкусом, будто от сигарет.

Сюда меня загнал дождь — промозглый ливень раннего ноября. Я получил от официанта стаканчик, наполовину наполненный эспрессо, и сел у окна в сером свете осеннего дня.

Кроме меня, в тот момент в кафе были четверо. Женщина зашла вслед за мной с непогоды, отряхнула зонт и обменялась приветствиями с официантом («Ого, какие люди!» — «Ну а как же я мимо иду и не зайду!»). Ничего интересного. Повседневная всячина. Зато остальные двое…

— И все-таки, — не унимался тот, что помоложе. — Тебе не кажется, что это бред?

Он притормозил, чтобы прожевать склизкую котлету-ежик и подыскать нужное слово.

— Нахера кому-то… Кому она вообще не угодила?

Его напарник, сидящий напротив, нахмурился и провел ладонью в татуировках по лысине, словно покрытой лаком для придания блеска.

— Слушай, че тебе все неймется? Клиент не тот, детали не те. Нам кто работу дает, ты или начальник?

Жмых только вздохнул и запихнул в рот последний кусок котлеты.

Что правда, то правда. Заказ Шустрому выдал лично Мишка Боярин — событие редкое, почетное и настораживающее. День назад вышибала Серьга, получивший кликуху за каннибальскую серьгу в носу, провел его по освещенному зеленой лампой коридору в задней части дешевой и грязной пивнухи, прозванной владельцем гордо «Купеческий трактир», и впустил за бронированную дверь.

Там в крохотной полутемной комнатке, за пределами пятна света от висящей над столом лампы, их ждал Боярин. Когда-то его кабинет был душевой, и он приказал оборудовать в нем ванну, стоящую вплотную к рабочему столу. Здесь, лежа по шею в горячей воде и пене, он принимал гостей в своем наряде: пальто с меховым воротником на плечах, очки в массивной оправе, трубка с мундштуком в зубах, меховая шуба на плечах. Мех в таких условиях портился крайне быстро, так что каждый месяц Боярин покупал новую шубу; так он подчеркивал свое доминантное положение.

Когда вошел Шустрый, шеф не стал размениваться на приветствия. Вместо этого он указал мундштуком на столешницу, где уже лежал лист с деталями заказа. Шустрый развернул его и пробежал его глазами — и с каждой строчкой его недоумение росло.

— Миш, че за херня? — в конце концов сказал он. — Я тут за работой пришел, а не хохотач устраивать.

Вместо ответа Боярин достал из верхнего ящика и бросил на столешницу туго набитый конверт. Шустрый мгновенно схватил его и пересчитал лежащие внутри купюры.

— Аванс, — пояснил Боярин, пыхнув трубкой. — Не возьмешь ты, возьмет кто-то другой.

— Что же она ему сделала?

— Не твоя забота, — осадил Боярин. — Не бойся. Заказчик — человек надежный. Я с ним не первый год работаю. Так что бери конверт и делай, что сказано — или отдай его обратно и забудь все, что записано на той бумажке.

Шустрый убрал конверт во внутренний карман пальто. Быть может, он совершил большую ошибку; от этого дела пасло за версту — но деньги есть деньги. Шустрый верил, что деньги всегда пахнут хорошо.

— И еще — отсыпь половину Жмыху, — добавил Боярин, взмахнув вспененной рукой. — Если все сделаете четко, каждый получит еще такой такой же конверт.

Шустрый так и замер. Ну конечно. Куда без подставы. Куда без нашего всеобщего любимца. И Мишка, видимо, в точности предсказал его реакцию — не зря ведь сообщил о напарнике в последний момент.

— А мне обязательно напарник нужен?

— Уж будь уверен, — ответил Боярин. И впервые за беседу обнажил в улыбке отполированные до блеска лошадиные зубы.

Прокрутив в памяти этот разговор, Шустрый вновь потер лысину рукой.

— Херня, не херня — начальство разберется, — закончил он мысль. — Наше дело заткнуть рты и сделать свою работу.

Жмых только пожал плечами и вернулся к прожевыванию слипшихся макарон. Шустрый поднял свой стаканчик и допил плескавшийся у донышка кофе. Затем скомкал обертку от шоколадного батончика и затолкал в стакан.

— Это все, что ты будешь? — спросил его Жмых.

— Не-а. Не люблю набивать работать с набитым желудком.

— А я, наоборот, голодным не могу. У меня от этого ухудшается координация. Сбивается прицел.

— Ну так че языком мелешь, доедай тогда, — сказал с нажимом Шустрый. — Не хочу сидеть здесь до ночи.

Повторять не пришлось. Жмых в одну минуту собрал с тарелки оставшиеся макароны. Он понимал, что находится на испытательном сроке — после последнего-то раза. В любом случае, лишний раз перечить Шустрому не стоит. Жмых выучил этот урок очень давно: он стоил ему виска, разбитого прикладом «Ругера».