Ночная смена
10.09.1993
Производственный участок, на котором делались все наши огнеупорные смеси, располагался недалеко от кустанайского аэропорта, рядом с заводом «Ремдортехники». Контингент работяг составляли, в основном, бывшие зеки с Наримановки, слегка разбавленные бывшими лётчиками кустанайского авиаотряда – здоровыми мужиками, списанными с этих «Ан-24» по причине уже практически полной глухоты.
Командовал «парадом» на нашем производстве крутой татарин по имени Наиль, тоже отмотавший срок в несколько лет по кушмурунским зонам. Из бытовок не успевал выветриваться стойкий запах чифира…
Ездить из Алматы на участок мне приходилось теперь частенько. С работягами я жил дружно, а главный татарин меня не любил – он почему-то думал, что я гребу деньжищи лопатой, хотя я получал от братьев Кузевановых оклад, лишь немногим больший, чем до этого в институте…
Приехав в очередной раз в Кустанай, я узнал, что Наиль договорился об испытании наших огнеупоров на лисаковской керамзитовой фабрике. На следующий же день он закинул в кузов нашего старенького «КамАЗа» пару мешков производимой нами огнеупорной смеси, выделил мне водителя – молоденького парнишку, только что получившего права, и отправил нас за 110 километров от Кустаная в этот самый Лисаковск.
Ну, поехали… Мой шофёр частенько закуривал папироски, причём я сразу заподозрил, что они у него с «травкой», но машину пацан вёл нормально, и я счёл за благо по этому поводу не возникать. До Лисаковска мы добрались часам к трём дня, и без всяких приключений.
Была пятница. Главный инженер завода принял наши мешки на склад и сказал, что сегодня испытаний уже не будет. Не будет, так не будет – мы же ему не начальники, и я попросил его заранее перезвонить нам в Кустанай и предупредить о начале работ. Потом сел обратно в машину и велел пацану вертеть баранку назад. Мой водила включил заднюю, отъехал от здания заводоуправления, снова переключил скорость, отпустил сцепление и… мотор взревел, как реактивный, но «КамАЗ» так и остался на месте! Этот орёл раскурил свою очередную папироску, затем достал монтировку и полез под машину. Полез напрасно, ибо он часа полтора стучал там всякими железками, но абсолютно без толку…
Я сначала заскочил в здание заводоуправления, успел найти дежурного начальника смены, который открыл мне один из «командирских» кабинетов, и принялся звонить в Кустанай. Каким-то хитрым набором (типа: «девятка» – гудок – «единица» – двойные гудки – «ноль» – гудок – ещё «девятка», потом, наконец-то, номер в городе), я всё же смог дозвониться до Макаридина: «SOS!!!» После этого я вышел на местную трассу, проходившую за заводом, и стал останавливать всех «камазистов» в надежде, что хоть кто-нибудь из них нам поможет, или хотя бы подскажет молоденькому мальчику, что там надо сделать. Но кому была охота возиться с нами в восемь часов тихого, тёплого и классного пятничного летнего вечера?!!
Я понадеялся, что Наиль сейчас прилетит на «Жигулях» с парочкой самых опытных наших механиков, и они хоть что-то смогут с этой машиной сделать… Татарин же, как потом оказалось, до трёх ночи просидел с мужиками на участке – в ожидании, что я договорюсь с кем-нибудь на трассе, и нас привезут в Кустанай «на верёвке»… Если бы я знал, с кем там договариваться?..
А на завод тем временем пришла ночная смена – полтора или два десятка шикарных барышень от двадцати до тридцати лет, самых разных национальностей, габаритов и цветов. Девки напоили нас чаем, после чего мой «рулевой» забрался в «спальник» кабины и улёгся – папиросы интересовали его больше женщин! Я остался в бытовке.
Барышни периодически исчезали – следить за своим оборудованием. Но не все сразу, так что мне было с кем пообщаться. В конце концов мне больше остальных понравилась одна из них, самая высокая по росту. Мадам звалась Мариной, ей было где-то 25 или 27 лет, одинокая мама, воспитывавшая маленького сына.
Пока то да сё, время перевалило за полночь, и я стал узнавать, что тут и где у них продают из спиртного. Девчонки показали мне из окна вереницу огоньков и объяснили, что там – железнодорожная станция и посёлок. Обеденный перерыв у этой смены начинался в два часа ночи, и я торжественно пообещал принести хоть какую-нибудь бутылочку. Под градом девических смешков я бодренько вышел с завода, и в абсолютно кромешной тьме зашагал по дороге прямо на огоньки…
Станция оказалась примерно в получасе ходьбы и называлась «Имени Беимбета Майлина». На улицах не было ни одной живой души, и мне пришлось долго блукать по тёмным улицам посёлка в надежде встретить хоть кого-нибудь и узнать, где продают. Наконец, впереди замаячили два женских силуэта – тётеньки явно шлёпали из баньки, обмотав головы полотенцами. Я попытался их догнать, но не тут-то было – они, заслышав шаги за спиной, убежали по улице с такой скоростью, что я даже удивился! Гоняться за ними не стал – ещё за маньяка примут! – развернулся и побрёл к самой станции.
Пассажирского вокзала не было: поезда там ходили тогда только грузовые. Линии на Хромтау ещё не было, и маневровые тепловозики подвозили сюда с разных сторон вагоны с железной рудой, тут их собирали в большие составы и, уже с электровозами, отправляли дальше, в Тобол. Небольшой беленький домик, стоявший у самых рельсов, оказался какой-то бытовкой, в которой собирались на свои перекуры составители и осмотрщики поездов.
Дверь была распахнута настежь, и я зашёл прокуренную насквозь комнату со столом и несколькими лавками. Не успел я оглядеться, как с улицы послышались шаги, и в комнату ввалился огромный мужик в оранжевой жилетке, с огромным длинным молотком и фонарём. Он застыл от удивления у двери, а я спросил: «Братан, а где тут у вас можно водки купить?» Тот вывел меня к рельсам, показал на стоявший в конце первого пути одинокий вагон от рефрижераторной секции, и сказал: «Иди, достучись, там есть вино на разлив!»