Nosferatu

Nosferatu

Страх накатил удушливой волной, когда вернулось сознание. Яркая вспышка болью ударила в пустую грудь, ослепила, порождая нестерпимое желание вздохнуть, открыть глаза. Но это было только желание. Тело оказалось сдавленным чем-то влажным, липким, обволакивающим. Чем?

Он забился в панике, лишь краешком обезумевшего сознания понимая, что рыхлый покров поддается, отодвигается, но тут же снова осыпается, обхватывая отвратительными объятьями. Не выбраться!

Он замер. Красным шаром пылал ужас. Надо вздохнуть, надо открыть глаза, надо…

И снова отчаянные попытки освободиться, снова отупляющая жуть. Почему он ещё жив? Где он?

Остановиться. Подумать. Нужно успокоиться – это самое главное, даже важнее, чем воздух или жажда свободы. Нужно подумать…

Он перестал возиться и расслабился как смог, вытянув руки вдоль тела.

Тишина. Первое, что ему удалось понять. Тишина была везде. Снаружи и внутри. Огненный шар ужаса вспыхнул ярче. Сердце, его сердце не билось! Значит…

Что это значит? Он мертв? А то, что набилось в рот, попало в ноздри: нестерпимо вонючее, наполнившее всё его существо? Что это – земля? Он мертв. Закопан. Но почему продолжает осознавать себя? Или так бывает со всеми? Или это ад?

У него получилось чуть приподнять голову, вдавиться лицом в смрадное и холодное – изо всех сил – и подождать пока комочки слипнуться. Потом медленно опустить голову, открыть глаза. И вздохнуть, наконец.

Что дальше?

Как вылезти из-под земли? И кто затолкал его сюда? Почему он ничего не помнит? Совсем ничего! Даже – кто он!

Но это потом. Сейчас – успокоиться и выкарабкаться, спастись. А там…

Он стал шевелить ногами и руками, отодвигая землю и уплотняя её. Медленно, аккуратно, уже без паники, она отбирала силы. Скоро ему удалось, свободно ворочаясь в яме, разгребать землю и, трамбуя, заталкивать её под себя. Он ни о чём больше не думал, и, не отдавая отчета, жутко, торжествующе скалился.

Неудержимая радость охватила его, когда осыпался истончившийся пласт. Он сел, встряхнулся. И с наслаждением вдохнул свежий воздух, шалея от одной только мысли, что выбрался.

— Д-а-а! – запрокинув голову, издал он вопль торжества. Тот вырвался из груди и стих, затерявшись в тёмном небе и склонённых ветвях деревьев, хрупких и будто неживых.

Когда схлынул первый восторг, он осмотрелся внимательнее. Кованая ограда с толстыми прутьями; близкие, тихо клонившиеся веточки и сквозь них – грифельные силуэты крестов и надгробий. Кладбище?

Выбравшись из ямы, он поднялся, и, пошатываясь, пошел наугад, обходя оградки и холмики, заросшие молодой травой.

Весна. Он узнал её по запаху клейких, едва распустившихся листьев, по знакомому, сильному аромату цветущей где-то черемухи, по сладкой чистоте воздуха, которая бывает только весной.

В памяти мелькнул палисадник с кривым забором, маленький домик, косое крылечко и дверь с куском прибитой к ней жести.

Его дом! Неясными тенями всколыхнулись воспоминания. И отступили, снова оставив его одного, без прошлого, без понимания кто он.

Споткнувшись, он остановился, заворожено глядя на выдранные им из земли корни. Земля. Она всё ещё давила на него, не отпуская и зовя. Он наклонился и захватил рыхлые комья. Поднеся к лицу, вдохнул запах, воскрешая ощущения и пережитого ужаса и счастья освобождения. Земля. Мелькнула мысль, тревожная и яркая, как блеск прошившего небо метеора: земля связывала его с чем-то значительным, единственно важным теперь.

Он постоял, разминая в пальцах комочек грязи, хмурясь, пытаясь ухватить ускользающее видение прошлого, ведущего в настоящее.

Ничего.

Нужно отыскать дом. А для начала уйти с кладбища. Оглянувшись и застряв взглядом на месте собственной могилы, он снова встряхнулся и, сгорбившись, направился к закрытым воротам.

* * *

Беспокойство всё сильнее овладевало им. Мысли вертелись вокруг кладбища и ямы, которая теперь казалась надежным убежищем. Но от чего? Он не понимал, но хотел вернуться и это пугало. Упрямо продолжая двигаться, он старался не думать о густой тени под деревьями и черных недрах, разрытых им самим. Нужно добраться до дома. Нужно успокоиться. И всё забыть, всё, всё…

Лай собаки вернул из нереальности, той, за гранью, куда тянуло. У него в голове словно качался фонарь. Туда – сюда. Всполох прошлого и вновь темнота…

Он добрался до окраины поселка, совсем не чувствуя усталости. А может, не чувствуя ничего? Всё было поверхностным, неясным. Где лает тварь? И почему в её голосе нет грозных ноток? Она боится?

Шарахнувшись от пятна света, он шмыгнул в переулок, прокрался мимо выгребных ям, сокращая путь. Пробежал вдоль высокого забора, где снова залаяла собака. Ему припомнилось вдруг, что эта мелкая толстая дворняга вечно бросалась ко всем ласкаться. Собака. Кровь. И опять нестерпимо захотелось пить…

Хорошо, что у них с отцом не было собаки.

Отец! Да, точно – отец. В памяти воскрес образ худого мужика, болезненного, злого и очень строгого. И он по привычке втянул голову в плечи. Вот уж кто мастер нагонять ужас! Интересно, батя ждёт его? Вряд ли. Он не умеет…

Странная робость сковала его, стоило увидеть тёмные окна, красную трубу на светлом шифере крыши, кривую дорожку с пучками прошлогодней травы. Горло свело судорогой. Навалившись на невысокий заборчик, он вспомнил последний вечер дома, крик отца, безумное, ненавистное лицо, перекошенный злобой рот. И тонкую шею с кадыком, в которую вцепились пальцы…

Его пальцы! Он убил отца?

Нет! Нет, нет…

Он тогда напился. Впервые. И посмел явиться домой в таком виде. Да еще попасться на глаза отцу, а тот бил его и за меньшие проступки. И, конечно, батя начал выговаривать, потом орать, потом бросился драться. Только на этот раз получил отпор. Жестокий…