У пожилой женщины дрожали губы. Она вытерла влажные глаза пожелтевшим от времени носовым платком. Всхлипывая через слово, она всё говорила и говорила:
— Понимаете, я же совсем одна осталась. Кроме него у меня никого и не было. Моего сыночку оттуда сразу в Москву перевезли, сказали, у него от взрыва череп треснул, кровь набежала в мозг… там он и пролежал месяц в реанимации, а затем… О-о-ой… — простонала она и снова промочила платком покрасневшие глаза.
Плотников Антон — участковый терапевт — сочувственно кивнул и посмотрел на часы над выходом из кабинета. Рабочий день закончился сорок минут назад, но его беспокоило другое. До шести вечера оставалось чуть меньше полутора часов. Ему ещё предстояло заполнить протоколы повторных приёмов и отписки по диспансеризации, но это ерунда, главное — успеть на встречу.
Антон посмотрел на имя женщины в электронной карте.
— Екатерина Тимофеевна, я вам искренне сочувствую, — он сам удивился холоду в голосе, — но с вашим покойным сыном я уже ничего не сделаю. Как и с горем утраты. Могу записать вас на приём к психиатру, но очередь к нему забита на месяц вперёд.
— Господи, — женщина выпрямилась, словно кто-то кольнул её в спину, — к какому ещё психиатру? Я же не больная. Вы думаете, я сумасшедшая?
— Нет, но у вас случилось большое горе.
На этих словах участкового терапевта Екатерина Тимофеевна снова ссутулилась, и глаза налились слезами.
— Мой мальчи-и-и-к, — протянула она, будто укачивала ребёнка, — ох, мой мальчи-и-ик…
Антон открыл через электронную систему консультацию психиатра.
— Константин Дмитриевич, — сказал он, читая с экрана, — вдумчивый и внимательный специалист. Он бы вас выслушал и подсобил с лекарствами.
— Таблетки от горя? Скажите, он может выдать яд, чтобы я за мальчиком моим ушла? Только так, чтобы я не знала. Может он выдать яд под видом глицина или чего-то такого?
— Кажется, в его должностных инструкциях этого нет.
— «Ангелы смерти», — вдруг оживилась пациентка, — я видела про них передачу. Они могут убить человека, если подумают, что так для него лучше.
— Насколько я знаю, это касается лишь умирающих.
— А что у меня за жизнь теперь, доктор? Одно умирание!
— Екатерина Тимофеевна, — он вновь прочитал с компьютера, — давайте все-таки вернёмся к вам. Может у вас есть жалобы на ваше здоровье? Как у вас дела с давлением?
— Я месяц в руках тонометр не держала… — призналась она.
— Ну а препараты вы пьёте? — спросил Антон.
— Что-то пью, когда голова начинает раскалываться… Да ерунда это всё, — сказала она, поднимаясь со стула, — спасибо доктор. Извините, что лью тут слёзы перед вами… Господи… — сказала она, глядя в потолок, и сжала губы в подобии улыбки, что не даёт вырваться горькому стону.
Конечно, Антону было жалко женщину. Мог ли он выписать ей какой-нибудь рецептурный препарат неофициально, без занесения в протокол? Мог, но не стал. Антон старался вести приём так чисто, как мог, чтобы скрыть то единственное пятно, прячущееся за бюрократической мишурой и неведением коллег и начальства. С другой стороны, «пятно» всё-таки требовало краски, или скорее грязи, так почему не предложить женщине обмен? Рецептурный препарат взамен на…
— Екатерина Тимофеевна! — позвал он, когда женщина уже открыла дверь.
— Да? — обернулась та и промокнула глаза уголком платка.
Пару мгновений Антон колебался, взвешивал этичность своего поступка. Женщину поглотило горе потери. В такой момент она может быть очень доверчива. Стоит придумать что-нибудь складное и дело в шляпе, точнее, в пробирке. Но что-то всё ещё смущало Антона. Видимо, моральный компас, хоть и потерял полюса, но какие-то течения человеческого ещё улавливал.
— Я всё-таки запишу вас к психиатру.
— Не думаю, что…
— Пусть запись стоит. Лучше её иметь и не воспользоваться, чем пытаться потом пробиться через километровую очередь.
— Если вы считаете нужным, — она пожала плечами и опустила взор.
— Записал вас на тринадцатое, на два тридцать, — озвучил он и записал квадратном листочке время и номер кабинета.
Антон подошёл к пациентке и протянул листок.
— Сейчас кругом горе, Екатерина Тимофеевна. Нужно его пережить. А пока позаботьтесь о себе. В конце концов, у нас есть только мы.
Женщина спрятала листок в карман, недоверчиво посмотрела на доктора и молча вышла из кабинета.
Ей нужно найти то, ради чего стоит жить, думал Антон, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Когда ребёнок становится целью всей жизни, есть риск лишиться в один миг и того и другого. Нельзя вкладываться в другого без остатка — недолго и себя потерять.
На этой мысли что-то неприятно кольнуло в голове. Какой-то острый укор, но Антон старательно придавил его мыслями о предстоящем. Он вернулся за рабочий стол и, практически на одном автоматизме, начал клепать липовые протоколы.
Когда он выключил компьютер, на часах была половина шестого. Антон закрыл кабинет и, прихватив контейнер для транспортировки крови, спустился на первый этаж поликлиники.
Отредактировано: 25.07.2024