Носки, кошка и море

Носки, кошка и море

Алексей Михайлович сидел на кровати и рассматривал кучку черных носков, лежащих перед ним. Взгляд медленно переползал с одного на другой. Он по наитию поднес руку и взял один. Мысли текли вяло и плавно.

— Деда! – в комнату, точно ураган, забежала девушка. У нее были густые русые волосы, собранные в кривую косичку, и лохматая челка на пол-лица. Звали ее Татьяной, или, в семье, Танюшкой. Алексей Михайлович поднял голову, на его лице возникла добрая улыбка.

— Деда, шахматы! Ты сыграешь со мной в шахматы? – девчушка уселась рядом и посмотрела на дедушку.

— Расставляй фигуры, я приду, — добродушно отозвался Алексей Михайлович и снова обратил свое внимание на носки. Они лежали перед ним в хаотическом порядке. Похоже на какой-то узор. Или на котят. Алексей Михайлович нерешительно потрогал тот, что лежал к нему ближе всех: да нет, показалось. Никаких котят здесь нет.

В комнату заглянула Алена Дмитриевна – суровая женщина с короткими темными волосами.

— Леша! Ты что с носками делаешь?

— Я… — он не закончил.

— Деда, я расставила, пошли!

Алексей Михайлович еще раз взглянул на носки. Что-то они ему напоминали, но что?

— Дай сюда! – Алена Дмитриевна твердой рукой отобрала носки и принялась сортировать на пары. – Иди, иди, старый хрыч, с внучкой поиграй!

— Деда! – снова раздался звонкий голос Танюши. Алексей Михайлович тяжело поднялся с кровати и направился в соседнюю комнату. На небольшом журнальном столике лежала доска, на которой были расставлены фигуры.

Это была своего рода традиция – Танюша и дедушка играли в шахматы каждый раз, когда внучка приезжала.

Шахматная доска. Алексей Михайлович посмотрел на фигуры. Расставлены все были, безусловно, правильно. Рука сама потянулась поправить пешку, которая небрежно стояла на половине чужой клетки.

Когда-то Алексей играл со своим братом. Когда же это было…

— Деда, ты чего завис? – выдернул его из воспоминаний голос Танюши. – Я уже пять минут жду, когда ты походишь!

И правда – надо было ходить. Белая пешка стояла на Е4. Алексей Михайлович поспешил присоединиться и направил свою черную пешку на противостояние. Ход конем. Пешка.

Алексей Михайлович посмотрел на Танюшу. Почему-то он не мог вспомнить, в каком классе учится внучка.

— Танюша, а сколько тебе сейчас лет? – решил уточнить он. – Двенадцать?

— Деда! – она возмущенно посмотрела на дедушку. – Я, вообще-то, уже на втором курсе! Мне уже восемнадцать!

Алексей Михайлович тут же смутился. Как же он мог забыть?

***

С каждым годом его состояние становилось все хуже. Все сложнее было удержать мысли в голове: они, точно мыши, разбегались моментально, стоило ему захотеть о чем-то подумать.

Временами Алексей Михайлович начинал понимать. То были редкие моменты, и, наверное, он их в равной степени ненавидел и боялся. Он боялся того, что с ним происходит... Но никому не мог об этом рассказать.

Алексею Михайловичу было страшно.

Временами страх становился почти невыносимым, он заставлял ноги передвигаться и отчаянно бежать туда, где, как казалось Алексею Михайловичу, будет безопасно. Он был похож на мотылек, который бьется о стены лампы и не понимает, что же он делает не так.

— Ты куда, деда? — звонкий голос Танюшки прорывается сквозь пелену страха.

— Гулять, — отвечает Алексей Михайлович. Ему показалось, что слово "гулять" наиболее точно подходит для этой ситуации.

— Куда? Уже темно!

— Прогуляюсь, — добавил он, немного подумав. Нет, все эти слова не подходят. Как же сложно ему стало подбирать нужные слова! А ведь раньше... Раньше...

"Гулять" его не выпустили. Проснулась Алена Дмитриевна и решительно отправила блудного дедушку обратно в постель. Дверь закрыли на несколько замков.

Где-то за окном беззаботно щебетали ранние птички. Во дворе стояла ночь. Электронные часы в углу на столе показывали три утра.

***

Выход на улицу давно уже превратился в цирк.

— Кто мне их путает все время? — возмущался Алексей Михайлович.

— Ты их путаешь все время. Убери подальше. Чего няньку ищешь? — над ним, точно коршун, стояла Алена Дмитриевна.

Алексей Михайлович сидел на табурете у двери. На полу валялись разбросанные ботинки самых разных цветов и размеров. Здесь были и туфельки Танюшки, и сапоги Алены Дмитриевны, и широкие галоши Танюшиного папы. Его, умудренные жизнью черные кроссовки, стояли тут же, прямо перед ним, но дедушка упорно их игнорировал.

— Неправильно ты говоришь. Мне башмак нужен, а не... мусорка! — сказал Алексей Михайлович. В переводе с его языка это означало: "Я недоволен, потому что не могу найти нужные мне ботинки. Они все одинаковые".

К сожалению, виртуозно переводить его семья пока не умела. Из его интонации они разобрали только то, что он недоволен.

— О господи! — возмутилась Танюшина мама, уже в куртке и в сапогах.

— Ты божий дар с яичницей путаешь? Я тебе что сказала. Снимай этот, — Алена Дмитриевна потянула за тапок, надетый на левую ногу ее мужа. Алексей Михайлович сдаваться не собирался: зачем кому-то потребовалась его нога? Ему показалось, что Алена Дмитриевна собирается лишить его ноги. — Не упирайся рогом.

— Чего ты кричишь? — возмутился Алексей Михайлович. И снова он хотел сказать другое: "не отрывай мою ногу".

— Сначала покозлишься, а потом требуешь! — отозвалась Алена Дмитриевна и покачала дедушкиным ботинком у него перед носом. — Снимай, а вот этот одевай!

— Какой обувать? — переспросил Алексей Михайлович. Слава богу, ноги ему не оторвали, это хорошо.

— Сколько у тебя ног? — Алена Дмитриевна злилась.

— Две.

— Что у тебя на этой ноге надето?

— Алена, отойди от меня, — сказал Алексей Михайлович.

— Я тебя сейчас ударю. Какая здесь застежка, а какая здесь застежка?

В соседней комнате за компьютером сидела Танюша. Крики и споры ее давно уже не удивляли, но изрядно надоели: она достала наушники и нахлобучила их на голову. Вот так. Теперь можно покачаться в такт ритмичной музыке.