Новогоднее чудо

Новогоднее чудо

Лешка всегда любил новый год. Для него тридцать первое декабря было даже не праздником. В этот день он чувствовал какой-то всеобъемлющий перелом. Такого не было в другие праздники – ни в дни рождения, ни в день защитника отечества. Возможно, похожие ощущения он испытывал в последние учебные дни перед каникулами, но намного слабее и более лично. Новый год же касался каждого. Этот день всегда начинался, как и другие дни в году, но ближе к вечеру, когда темнота опускалась на светящийся неоном город, гомон мельтешащей по улицам толпы становился все торопливее и радостнее, людская суета смешивалась с запахом хвои и мандаринов и начинала приобретать неуловимый привкус надежды на светлое будущее, от которой в груди становилось очень уютно даже Лешке, не обремененному пока еще планами начать новую жизнь, как все взрослые. Но эта надежда была еще не всем. Вечернее застолье в полумраке, переливающемся красками гирлянды, придурошно веселые песни по телеку, не имеющие ни малейшего смысла, стол, ломящийся от маминых кулинарных изысков, шутливые перепалки родителей, отстраненная ухмылка братика, хлопок бутылки шампанского, сладковатый запах в воздухе, куранты, грохот и вспышки салюта за окном... Все это, встречаясь в одном моменте времени, будто бы выдавливало действительность из сказки, приоткрывая небольшую трещинку, через которую проходило что-то мистическое и судьбоносное, обещающее, что теперь все пойдет совсем по-другому. Каждый раз, вставая на следующее утро, Лешка чувствовал изменения. Все было по-новому, и он был немного другим, он думал, что становился взрослее. И всегда спустя время это чувство затиралось и выветривалось. Он снова становился обычным и ждал следующего нового года, чтобы в этот раз точно ухватить это чувство и больше не отпускать.

Но в этот раз праздничный воздух звенел как-то по-другому. Не морозным хрусталем, а натянутой проволокой. В грациозном веселье маминых хлопот по кухне изредка мелькала нервная дерганость движений, а папа пристально, почти не мигая, смотрел сквозь телевизор с затертой новогодней комедией и ритмично покачивал тапком на закинутой на табуретку ноге. Табуретка стояла перед отцовским креслом вместо пуфа для ног.

Возможно, так сказывался на родителях скорый приезд брата домой. Лешка и сам его ждал, но ждал с радостью и не понимал, почему родители так насторожены, а лица их напряжены, словно в ожидании какого-то подвоха.

К вечеру воздух в квартире искрился от напряжения. Лешке от этого стало совсем не по себе.

– Пап, мы сегодня поедем?

У них с отцом была традиция. Каждый год в предновогодний вечер Лешка с братом и папой ездили в лес запускать фейерверки, а потом на городскую площадь – на ледяные горки. Конечно, папа на горки не лез и просто смотрел со стороны на веселье своих детей. Брат же катался с какой-то особой радостью и даже цинизмом, аккуратно расталкивая малышню и пропуская Лешку вперед. Он любил съезжать с горки, стоя на ногах, но не особо старался – частенько падал, потешно кувыркаясь и валяясь в снегу. Иногда в такие моменты он заходился счастливым хохотом или, когда его пуховик окончательно обрастал снегом, начинал кричать какую-нибудь чушь про то, что Одину стоит бояться его, так как он, великий Бергельмир, обязательно отомстит за своего деда, как только справит праздник со своей семьей инеистых великанов. Для него главным был сам процесс и веселье, и он никогда не обращал внимания ни на крутящих пальцами у висков мамаш, выгуливающих своих детей на большой горке для взрослых, ни на отца, лишь закатывающего глаза и бурчащего, что пора бы повзрослеть. На такие, как выражался сам брат "телеги", он только морщился и отшучивался праздничным настроением. Лешке нравилась такая непосредственность. В этом он старался равняться на брата и наслаждаться жизнью. Фигура облепленного снегом брата, в безудержном веселье грозящего всему Асгарду, отпечаталась в лешкиной памяти как символ независимости и свободы.

К тому же из-за брата Лешка стал интересоваться скандинавскими сказками.

– Пап, так мы поедем сегодня?

Папа не сразу услышал Лешку. После небольшой паузы он медленно повернулся к нему, сфокусировал взгляд на сыне, будто сразу и не разглядел его, и, медленно, словно подбирая слова, сказал:

– Подождем еще немного. Глеб уже скоро должен приехать.

Лешка думал, что родители так сильно волновались из-за долгой разлуки с сыном. По окончанию института Глебу пришлось переехать в другой город, где он устроился работать инспектором СРОС. Там он и жил уже почти год. Лешка слабо понимал, что это, и чем его брат занимается, но, судя по тому, что папа никогда не упускал возможности с особой гордостью в голосе упомянуть об этом факте при встрече со знакомыми и просто попавшимися под руку собеседниками, эта работа была крайне престижной и заслуживающей уважения.

Лешке уже не терпелось встретиться с братом, и он очень хотел вместе с ним запустить фейерверки. Поэтому он не стал настаивать и принялся терпеливо ждать, наблюдая, как мама ловко орудует кухонной утварью, готовя одновременно два салата и несколько горячих блюд. Потом он пошел и дотошно осмотрел елку на предмет готовности к празднику. Он перевесил пару шариков, чтобы смотрелись погармоничнее, кое-где поправил мишуру. Лешка осознавал, что таким способом он борется с той же нервозностью, которую все-таки подхватил от родителей, но поделать с собой ничего не мог.

Уже несколько лет подряд они ставили искусственную елку, но для Лешки это не имело такого большого значения, как для некоторых других детей его возраста. Нарядная и радующая глаз, для него она была одним из ключей к тем воротам, из-за которых на какое-то время к людям снисходила настоящая сказка.

Время давило и тянулось, но оживленные разговоры и знакомые праздничные мелодии, звучавшие из телевизора, сохраняли бодрое настроение и напоминали о том, что вот, уже скоро наступит Новый Год.