Новогодний переполох в доме номер тридцать шесть

Новогодний переполох в доме номер тридцать шесть

I

Лучи восходящего солнца осветили дом номер тридцать шесть в конце улицы Садовой. Утренняя тишина наполняла небольшой городок у самого леса.

Василий — как прозвали его местные — уселся удобнее на парапете второго этажа, облизал лапу и осмотрел свое отражение в окне: “Недурственно. Весьма неплох собой. Усы шикарные. А каков блеск шерсти! Взгляните-ка на когти — настоящие сабли — спасибо Митьку за новый диван”. 

Василий прищурил глаза и улыбнулся. Из окна смотрела довольная чёрная морда. Надорванное в драке ухо и едва заметный шрам вдоль носа придавали ему некое бандитское обаяние, что высоко ценилось местными кошками. А если вот так сжаться и округлить глаза, то вид становился жалостливый и несчастный — в переговорах с людьми срабатывало безотказно. “Эх, с моими бы талантами да в Голливуд! А не в этой глуши прозябать”.

Рот раскрылся в блаженном зевке — прекрасное зимнее утро, канун нового года. Снега навалило по самые уши. Сугробы искрились в лучах солнца. 

Тутух-тутух — промчался за лесом поезд, напоминая Василию те времена, когда его впервые привезли в городок. Он долго ехал в качающемся вагоне, с удивлением рассматривая незнакомые пейзажи за окном. Тогда он был худой и хилый, боялся любого шороха. А сейчас заматерел, освоился, порядки навел — всех местных котов построил. “Стоит признать, слегка прибавил в весе. Напрашивается вывод — год выдался сытный и удачный”. 

Глядя с парапета, как туговатый на слух дед Артемий из первой квартиры, сгорбившись, лопатой расчищал дорожку у крыльца, Василий испытывал небывалое наслаждение и радость жизни. 

Звякнул колокольчик на входной двери — во двор вышел Митя, в неизменных спортивных штанах и кроссовках. В руках дымилась чашка чая. Василий прищурился и довольно ухмыльнулся — а дырочка-то на штанине вот она — на месте, аккурат от правого когтя. Митя, словно почувствовав холодок, потер рукой правое бедро. “Так тебе и надо — ходи в рваных штанах. Не стоило кидать в меня гантелей”.

- Дедуля, вы снова за лопату схватились? Говорил же, по-быстрому в город сгоняю и сам все сделаю, — громко выговорил Митя, неопределенным жестом указывая на двор, и тут же раздраженно воскликнул. — А зачем под мотоцикл снег сгребаете? Как я потом выеду, а?!

Дед Артемий покосился в его сторону, продолжая упорно мести.

- Что за упрямый дед, опять аппарат не вставил в ухо, ни черта не слышит, — раздраженно пробубнил себе под нос Митя, посербывая чай.

Зато Василий слышал прекрасно. И втайне знал, что и дедуля тоже — он мастерски умел хитрить и сам решал, когда удобнее оставаться глухим. А еще Василий наблюдал дня три назад, как Митя, размахивая руками, уверял соседей, что байк уберет и двор расчистит. Но мотоцикл по-прежнему загораживал проход, а снега за эти дни намело еще больше. 

Дед Артемий остановился, перевел дух и зыркнул из-под шапки:

- Куда, милок, тебе ехать-то? Чай, до весны уже на коня своего не сядешь — такие сугробы! Ты бы загнал его куда в сарай, а то, глядишь, как понаедет к вечеру гостей, совсем не развернуться будет.

- Не учи меня, дедуля, сам знаю, уберу, — отмахнулся Митя, поставил чашку на столик и двинулся к воротам.

“Как же, не сделаешь ни черта, даже чашку кинул где попало,” — подумал Василий, и словно невзначай, чересчур заинтересовавшись своим хвостом, не удержался и с громким криком полетел с балкона, выпустив вперед для надежности все восемнадцать блестящих на солнце когтей. 

Раздались громкое “Ааааа” и “буум” — Митя съехал со ступенек и приземлился на дорожку. 

- Убью, паршивец! — в спину полетел кроссовок, но Василий ловко нырнул под крыльцо. Только и успел заметить, как дед Артемий хитро ухмыльнулся в усы, отворачиваясь спиной и явно не собираясь помогать Мите встать.

“Спортсмен, медалист, а падать правильно не научился”, — Василий наблюдал из своего укрытия, азартно подергивая хвостом. 

Чертыхаясь и потирая пятую точку, Митя натянул кроссовок и захромал к дороге. Когда ворота за ним с лязгом закрылись, дед Артемий отложил лопату в сторону:

- Кысь-кысь-кысь, Василий, иди сюда, проказник. Хорош, хитрюга. Ты завтракал? Худой такой, на — держи молока. 

Василий с удовольствием замурчал, потерся о ногу. С дедулей они слыли закадычными друзьями. Хоть тот и скупился на ласку, но частенько подкидывал Василию что-нибудь вкусненькое и заступался за него в перепалках.

На втором этаже распахнулось окно — на шум во дворе высунулась голова в розовых бигуди. Подслеповатые глаза щурились на солнце, пытаясь рассмотреть происходящее, а длинный нос крутился из стороны в сторону в поисках источника переполоха.

- Артемий Иванович, чего вы расшумелись в такую рань! Перебудили весь двор. 

Василий принюхался и облизнулся — из окна потянуло пирогом с рыбой — ммм, какой аромат… Похоже, Валенька из седьмой квартиры с самого утра взялась за готовку к праздничному столу. Надо бы к ним наведаться.

Вообще-то Валеньке давненько стукнуло сорок, и правильнее ее называть Валентина Дмитриевна. И в квартире она проживала не седьмой по счету, а шестой. Но суеверная Раиса Аркадьевна, Валюшина мама, сменила в прошлый Новый год табличку в надежде, что семь — счастливое число, того глядишь, и жениха для дочери привлечет. Но год уже близился к исходу, а женихов на горизонте по-прежнему не маячило. 

- Валюша, — раздался высокий голос, и из глубины комнаты высунулось маленькое сморщенное лицо, обрамленное длинными седыми волосами, — закрой окно, простудишься. И не кричи на весь поселок, приличные женщины не повышают голос. Ох, Артемий Иванович, и вы тут…