Новогодний ритуал

Новогодний ритуал

– Это точно не больно? – Катеринка сжалась, сложив руки на груди, словно пытаясь стать меньше, и табурет под ней заскрипел.

– Нет, не больно, точно! Что ты как маленькая? Пятнадцать уже, а всё как Варька. На меня посмотри! – Ксанка рассмеялась и встала передсестрёнкой. – Я вон какая, и ты такая же будешь!

– Ты красивая! – Катеринка несмело улыбнулась, глядя на высокую – кровь с молоком – сестру, за которой табунами ходили все парни, и опустила руки на колени. – Я тоже хочу так.

– Обязательно! И ты, и все наши. Так ведь Мороз завещал, – Ксанка взяла покрывало и накрыла им плечи Катеринки, перекладывая поверх него длинную густую косу сестрёнки. – Вот сейчас мы всё сделаем, и Ланка сторожева тоже сделает, и Павлик пекарский, и кто там у нас ещё?

– Диня, – Катеринка залилась румянцем, вспоминая весёлого сына учителя, который втихаря от старших ухаживал за ней.

– И Диня твой тоже, – на столе, возле которого расположились сёстры, запыхтел высокий чайник. Ксанка аккуратно отодвинула его в сторону и, крикнув: – Ма, тут готово! – развернула на скатерти набор с блестящими хромом инструментами.

* * *

Костер за околицей поднимался почти до небес: местный люд праздновал приход Нового года. Вокруг сновали ребятишки, выманивая друг у друга пряники и леденцы, прогуливались неспешно степенные тётки в пуховых платках и тулупах на меху, сидели на бревнах мужички, куря и обсуждая только им понятные новости. И все ждали.

– Идут! – Мальчишка лет семи выбежал к костру и снова крикнул: – Они идут!

И тут же народ зашевелился: начали подниматься мужички, собрались в огибающий костёр круг тётки, повисли на околице любопытные ребятишки. А по главной улице к выходу из деревни – к тому самому костру – шли молодые парни и девушки. Держались они за руки и, казалось, в своих слишком лёгких для зимы одеяниях должны были мёрзнуть. Вот только взгляд цеплялся не за полупрозрачные рубахи и босые ступни. Нет.

– Матушка, – дёрнула одну из тёток девчушка лет пяти, – а где их волосы? Я помню, у Катеринки была коса. Где она? Она же вернётся? А?

– Всё хорошо, Варюш, – тётка наклонилась к девчушке, и улыбнулась, – они сейчас загадают каждый своё желание, и мы увидим, у кого оно сбудется, а кому придётся прийти ещё раз. И коса у Катеринки отрастёт обязательно.

– А это как? – Девчушка продолжала задавать вопросы, но уже не смотрела на мать, а повернулась к парням и девушкам, вставшим в ряд перед костром. – Они что будут делать? А точно сбудется? Мне тоже так можно? А почему?

– Подожди, посмотри и всё узнаешь! – Тётка положила руки девчушке на плечи, и та замолчала, глядя на разворачивающееся действо.

За каждым парнем и за каждой девушкой встал один из их родных. Катеринка знала, что позади неё стоит Ксанка, и почти не дрожала. Хотя здесь – у костра – было не так холодно, как по дороге сюда. Ступни почти отогрелись, да и по телу постепенно начало разливаться тепло. Оно шло будто бы из сердца, и Катеринка на секунду закрыла глаза.

– Дорогие наши!

Открыв глаза, Катеринка увидела, что перед ними – с той стороны костра – стоит старейшина Мурат. Он, как обычно, был одет в кафтан с меховой опушкой – говорили, что это настоящий медведь – штаны на меху и валенки. На голове его красовалась смешная ермолка.

– Сегодня, – продолжил Мурат, – мы празднуем Новый год! И сегодня наши дети должны пройти ритуал, который позволит нам перейти в новый цикл, начать новую жизнь! Мы славим нашу мать Зиму и нашего отца Мороза! Мы ждём от них дары и радость для тех, кто придёт за нами!

Мурат словно бы раздвоился, и Катеринка моргнула. Холод ушёл, стало даже немного жарко; и только непривычная лёгкость на голове не давала окончательно погрузиться в транс.

– Сейчас, – Мурат обогнул костёр и встал перед первым в их ряду – это был сын пекаря Павлик, – ты бросишь свою жизнь в огонь, в который все когда-то уйдут, и мы увидим, кто ты!

Катеринка заметила, что Павлик кивнул, и пекарь, всё это время стоявший у него за спиной, подал сыну его косу. Срезанную. Почти такую же, как у Катеринки. Павлик принял её, сделал шаг вперёд и бросил в костёр.

Пламя взметнулось вверх, заплясало, потянуло неприятным запахом, словно мужики во дворе обжигали шкуру барана, и вдруг всё успокоилось. Павлик улыбнулся и сделал шаг назад. Следом за ним то же самое проделала Ланка, затем – Диня.

Катеринка смотрела, как пламя сжигает то, что ещё утром было их волосами, и не могла понять: зачем? Ведь всё же совсем не так. Но когда пришла её очередь, она взяла из рук Ксанки свою косу и тоже кинула её в огонь.

* * *

– И что ты загадала? – Ксанка погладила сестрёнку по совершенно гладкой макушке и поставила перед нею стакан с парным молоком.

– Не помню, – Катеринка сделала глоток и прикусила губу, пытаясь вспомнить, что же было. — Сначала ничего. И потом вроде ничего. А вот между…

Она помнила только, что было и жарко, и холодно одновременно, и словно бы звёзды спустились к ней, а она поднялась к ним, и ветер трепал её волосы, те самые, которых уже не было, нашёптывая что-то на непонятном языке.

– И я не помню, – Ксанка села за стол напротив Катеринки и рассмеялась. – Но было классно! А, кстати, – она сунула руку в карман платья, вынула оттуда небольшой деревянный кругляш, украшенный затейливой резьбой, и протянула Катеринке, – это Диня принёс. Только рано было, ты спала ещё.

Дверь скрипнула, и на пороге появилась ма. Она была в своём неизменном тулупе и принесла с собой уличную стужу.

– Сидите? – спросила ма, рассматривая дочерей. – А я Мурата видела. Он сказал, что наши Мать и Отец радуются и обещают щедрые дары. И исполнение желаний. Так и сказал: новогодний ритуал прошёл как надо, можно ждать хороший урожай и отличную охоту!

– А корабль? – Катеринка чуть нахмурилась, увидев, как ма, снимая валенки, недовольно бросила их в угол под вешалку.

– А за кораблём, доча, тебе нужно не волосы жечь, а в небо смотреть. И вообще, уже столько лет прошло, о каком корабле ты говоришь? Наслушаются учителя, потом ходят, придумывают всякое.