Новогодний слон

Новогодний слон

— У меня гениальная идея! — Тайку разбудил восторженный голос Пушка. — Мы будем играть в «Новогоднего слона»! Я тебя уже записал!
— Мы — это кто? — Тайка зевнула, протирая глаза спросонья.
— Ты, я, домовые, дикие коловерши, Марьянка-вытьянка… — Пушок принялся загибать когтистые пальцы. — Да, в общем-то, все наши, кто зимой не спит. Я в интернете прочитал, что это очень весело. Только представь: собираем бумажки с именами, перемешиваем в шляпе — и каждому достаётся имя того, кому надо приготовить подарок. Отличная же идея!
— А разыгрывать кто будет? Ты?
— Не, Марьянка, — Пушок скорбно пошевелил усами. — Она сказала, что я непременно мухлевать буду. Не доверяет, представляешь? Ну и пожалуйста, мне же мороки меньше. Я вообще по натуре стратег: моё дело придумать, а ваше — осуществить.
Признаться, Тайка понимала опасения вытьянки. Пушок если не подтасует, то непременно что-нибудь напутает. А так-то идея была и впрямь замечательная.
— А вручать «слонов» где будем?
— Так у Марьянки же, в заброшенном доме. Нарядим ёлку, пирогов напечём. Ну, то есть Марьянка напечёт. А ты салатик приготовишь, м-м-м? Оливьешечку?
— Приготовлю, — Тайка сладко потянулась. — Ты вот ещё что скажи, где наши друзья подарки-то возьмут? Они, между прочим, недешёвые. А откуда у домовых да коловершей деньги?
— Я и об этом подумал, — Пушок от избытка чувств запрыгал на одеяле. — Сделаем все подарки своими руками. Ну, то есть лапками. Важно же внимание, а не цена, правда?
— Правда, — кивнула Тайка. — Ты молодец, что всё это затеял.
У неё прямо настроение поднялось и руки зачесались порукодельничать. Но нужно было сперва дождаться розыгрыша, а то пока непонятно, для кого стараться.
Пушок же продолжал её тормошить:
— В общем, готовься. Сегодня вечером будем тащить бумажки. Всё, я полетел. Дел много. Надо всех предупредить, чтобы пришли!
Пушок спрыгнул с кровати и с громким мявом умчался прочь. А Тайку уже охватило предвкушение вечерней жеребьёвки, аж щёки раскраснелись. С ней порой бывало: вроде хорошего события ждёшь, а отчего-то нервничаешь…
Чтобы не маяться ожиданием, она занялась домашними делами. И к закату — а они зимой ранние — изба сияла любо-дорого взглянуть. Даже домовой Никифор разохался:
— Ну, Таюшка-хозяюшка, сама себя превзошла. Не умаялась ли, моя хорошая? Может, чайку те сделать али какавушку?
Тайка кивнула: кто ж по доброй воле от какавушки отказывается.
— Давай! Только чтоб с зефирками. Как раз до выхода успеем.
Замечательный, в общем, день получился.
И вечер оказался под стать…

***
После наступления темноты в заброшенном доме на краю Дивнозёрья собралась вся местная нечисть: домовые и домовихи с домовятами (некоторые аж из Ольховки пожаловали), а серый бандюган Дымок привёл свою крылатую стаю. С некоторыми дикими коловершами Тайка была знакома. Вон та чёрно-белая — Ночка, за которой Пушок увивался, пока Тучку не встретил. Рядом с ней толстяк — это балбес Жорка, пожиратель чужих шоколадок. А возле тёплой печки свернулся калачиком лысый Веник. В смысле Вениамин. Почему лысый? Да потому, что коловерша-сфинкс. Да, и такие бывают. Небось, холодно ему, бедолаге. Зима в Дивнозёрье суровая…
— Опаздываете, — Марьяна мягко пожурила их с Никифором. — Даже Пушок уже здесь.
— Прости-прости, — скороговоркой ответила Тайка, плюхаясь в любимое кресло.
Из-под скатерти помахала рукой кикимора Кира. Значит, и её сестрица Клара где-то рядом. Действительно, все в сборе.
— Сенька, нашёл шапку? — крикнула Марьяна.
— Несу-несу, — домовой выкатился из-за печки. Лохматый, чумазый, но, на удивление, трезвый.
— Где бумажки? А, вот же они. Это кто писал как курица лапой?
— Я не курица, — фыркнул Пушок.
— Значит, как коловерша лапой, — усмехнулась Марьяна. — Если кто-то не сможет прочитать, будешь сам расшифровывать свои каракули.
— Ой, мы ж не все читать умеем, — смущённо пискнула домовиха Фёкла, а её рыжая подруга Анфиса задрала нос:
— За себя говори! В моём прежнем селе все домовые были учёные, — а сама на Никифора косит, улыбается, косицу на палец накручивает.
И тот — смотрите-ка — тоже лыбится, грудь колесом выпятил. Надо будет спросить, когда уже помолвка-то?
— Жеребьёвка начинается! — громко объявила Марьяна и зашуршала бумажками.
Все коловерши одновременно навострили уши. Домовые ринулись к столу, некоторые даже принялись отпихивать друг друга локтями и ворчать «куда прёшь», пока Никифор на них не шикнул:
— Всем достанется, неча тут кучу-малу устраивать!
И Марьянка всех уважила, никого не обделила. Тайка взяла свою бумажку, развернула, щёлкнула Пушка по любопытному носу, чтобы не подсматривал. Подумаешь, интересно ему! Тайну надо блюсти!
О, ей попался Вениамин! Отлично. Уж ему-то Тайка знала, что подарить. Придётся, правда, найти спицы и вспомнить бабушкину науку, но лысому коловерше непременно нужен свитерок на зиму.
— Только никому не рассказывайте, слышите! — напутствовал Пушок всех участников «Новогоднего слона». — Иначе сюрприза не будет. А двадцать девятого декабря всех ждём на вечеринку.
— А почему двадцать девятого? — удивилась кикимора Кира. — Новый год-то тридцать первого.
— Да потому что Новый год — домашний праздник. Ни одного домового из избы не вытащишь. А мы заранее отметим. Это у людей знаешь как называется? Кор-по-ра-тив! Такая новогодняя традиция. Я в интернете читал, там всё написано. Будем петь-плясать, подарками обмениваться, пироги лопать до отвала, а потом спать лицом в салате.
— Смертные такие странные, — кикимора поцокала языком то ли удивлённо, то ли осуждающе. — Зачем в салате спать? Его есть надо!
— Потом съедим, — успокоил Пушок. — Чего добру зря пропадать? Но традиции надо блюсти. Потом наутро ещё принято всем рассказывать, кто что делал накануне.
— Нешто они сами не помнят? — ахнула Фёкла и покраснела. Она из домових была самая юная, оттого и стеснялась всего подряд. Особенно — своего писклявого голоска и тонких льняных косичек, торчащих в разные стороны.
— У людей память плохая, — с важным видом пояснил ей Пушок. — Поэтому они всё записывают в свои смартфоны. У Таи есть один. Так что будем записывать!
— А на балалайке можно играть на энтом вашем корапативе? — задумчиво пробасил Никифор.
— Нужно! Будешь у нас приглашённой звездой!
Они ещё долго обсуждали, что будут делать на «корапативе». Сеньку назначили барменом (всё равно из-под полы наливать будет, а так хоть сразу всем), Марьянку — ведущей. Пушка назвали массовиком-затейником, но тот с обидой в голосе заявил:
— Эх, темнота! Вообще-то, я ивент-менеджер!
Все разом притихли, осознавая незнакомое и такое величественное слово. Как вдруг в тишине раздался скрипучий голос Жорки:
— А это едят?
Тайка тихонько прыснула в кулак, но смеяться в голос не стала, чтобы не подрывать авторитет Пушка. Сам умничает — сам пусть и объясняет.
У неё в голове уже крутились идеи, какие цвета Венику пойдут да какой узор выбрать — чтобы вязать было несложно. Приятные мысли, предпраздничные хлопоты. Всё-таки молодец Пушок, что такое дело затеял!

***
А вы замечали, что декабрь всегда пролетает незаметно? Вроде только начался, а — оп — уже двадцатые числа и праздник на носу. А перед праздниками, как водится, куча дел…
Но уж к Тайному Санте Тайка всё-таки подготовилась заранее. Свитерок для Вениамина удался на славу — она сама не ожидала, что так здорово получится. И тепло, и нарядно. Перед походом к Марьянке Тайка упаковала его в подарочную бумагу. А ещё взяла кастрюльку с салатом и коробку шоколадных пирожных.
Когда они с Пушком и Никифором — все румяные с мороза — ввалились в заброшенный дом, там от гостей уже яблоку было негде упасть. И все такие счастливые, с горящими глазами. А под ёлкой — куча подарков!
— Наконец-то! Только вас все и ждали! Опять какаву пили, что ли? — Не дожидаясь ответа, Марьяна хлопнула в ладоши, и раздача праздничных «слонов» началась.
Веник пришёл в восторг и сразу же надел свой подарок. Тайка не ошиблась: бордовый и серый были ему к лицу. Ну, то есть к морде.
Для Пушка кто-то сшил одеялко из заплат: рыжих, коричневых и жёлтых — под цвет его шёрстки. Никифору досталась резная кружка для кваса. Ночка крутилась у зеркала, рассматривая новенький кулон с её именем. Жорка ел пахучие фрикадельки, увлечённо шурша фольгой…
Тайка добралась до ёлки чуть ли не последней, с замиранием сердца распаковала свою коробочку, и… ничего, представляете? Пусто. Никакого подарка. Ну что за глупые шутки?!
Наверное, она всхлипнула слишком громко, потому что Пушок тут же подлетел.
— Что случилось?
— Ничего. — Тайка сглотнула комок в горле. — Мне подарили пустую коробку.
— Не может быть! — ахнул коловерша. — Наверное, твой подарок украли!
— Зачем бы? Тем более тут все свои…
— Спокойно! Детектив Пушок тебе поможет! Тем более у меня есть главный подозреваемый.
— Кто?
— Жорка! Он вечно жрёт что-нибудь не то. Пойдём, допросим его.

***
— Да не копался я под ёлкой! — скрипуче возмутился Жорка в ответ на Пушковы обвинения. — И подарков не ел. Ну, окромя своего собственного.
Но главный детектив Дивнозёрья был непреклонен:
— Чем докажешь?
— А ты понюхай, — Жорка подставил лоснящуюся морду. — Чуешь? Фрикадельками пахнет. А чужими подарками не пахнет.
— Но мы ведь не знаем, что было там внутри. Может быть, тоже фрикадельки?
— Тогда бы и коробка ими пахла, а не картонкой.
— Он прав. Да и зачем кому-то дарить мне фрикадельки? — покачала головой Тайка. — Я и сама их приготовить могу.
— А я знаю, кто виноват! — вдруг выпалил Жорка. — Это Сенька! Ему поручили подарки разложить. Нашли кому! Все ж знают, что он не-бла-го-на-дёж-ный.
— Сам такой! — домовой Арсений выбрался из-под ёлки. С его плеча игриво свисала ленточка серпантина, на голове красовалась новая валяная шапка, почему-то надетая цветочком назад. — Мне чужого не надоть! Своего добра хватает.
— Не верю, — Пушок погрозил ему когтем. — Не ты ли у нас однажды ложечки спёр? Было ведь дело, а?! А ну, покажь, что у тебя в карманах!
— Не покажу! — Сенька выпятил нижнюю губу. — Не потому, что скрал, а потому, что поклёп твой зело обидный.
— Ага-а! Тая, вяжи преступника. Сейчас мы из него твой подарок вытрясать будем.
— Печным застенком клянусь, не брал! — Сенька ударил себя кулаком в грудь (говорят, для домовых нет клятвы серьёзней). — Ложечки — то дело прошлое. Тогда да, был виноват. Извинился. Исправился. А кто старое помянет, тому глаз вон!
— Тая, он нам ещё и угрожает! — Пушок всплеснул крыльями.
Тут уже и музыка стихла, остальные гости перестали веселиться, прислушались. В толпе послышались шепотки:
— Ох, всыпать бы энтому Сеньке.
— Да-да. Шоб знал!
— И как только рука поднялась нашу ведьмушку обокрасть?
— Что деется-то, люди-нелюди добрые! В родном доме оболгать норовят! — На глазах у Сеньки выступили злые слёзы. Смахнув их, он засучил рукава. — Щас я вам сам всыплю по первое! И по второе! И компот!
Дело наверняка дошло бы до драки, если бы Тайка не прикрикнула:
— Тихо все! Не трожьте Сеньку. О презумпции невиновности не слышали?
— Чаво-о? — отозвался нестройный хор голосов.
Не слышали, конечно. Откуда бы?
— Детектив, объясните. Уж вы-то должны знать.
Пушок глянул на Тайку и буркнул сердито:
— Это типа нельзя никого обвинять, пока вина не доказана.
— Но как же ложечки?.. — почесала в затылке Анфиса.
— Ложечки не доказательство, а пятно на репутации, — вздохнула Тайка. — Бывает, оступишься однажды, а потом сложно отмыться. Сколько добрых дел ни совершай, а все твою ошибку припоминают. Несправедливо это. Сенька ведь не раз нам помогал. И когда упыри на Дивнозёрье напали, и когда у меня часоглоты завелись: ну, те, с которыми вжух — и времени ни на что не хватает… Так что прекращайте расследование. Немедленно! У нас пироги стынут, оливье греется…
— Но как же твой подарок? — ахнул Пушок.
— Для меня лучший подарок — это вы, мои друзья. Давайте все ссоры и взаимные обвинения оставим в уходящем году. Нечего их с собой тащить.
Все одобрительно закивали, Сенька шмыгнул носом и улыбнулся Тайке, мол, спасибо. Никифор прошёлся по струнам балалайки, готовый продолжать веселье.
А Тайка тихонечко спросила у Марьяны:
— Не помнишь, кто мне должен был «слона» дарить? Хоть узнать бы, что там было…
Марьяна открыла рот, но ответить не успела: дверь вдруг распахнулась, и в дом влетела запыхавшаяся Фёкла.
— Простите-простите-простите, — запричитала она.
— Так ты же вроде с самого начала здесь была, — удивилась Марьяна. — Я и не заметила, что ты уходила.
— Да я тайком выскользнула, шоб никто не видел. Но теперь всё равно придётся признаться… ох я и растяпа! Коробочку запаковала, а подарок положить забыла. Ужо здесь будучи, поняла, что самое главное-то дома оставила, — аж сердце зашлось. Ух я и бежала… — Фёкла утёрла пот со лба и протянула Тайке прозрачный шарик с засушенным четырёхлистным клевером внутри. — Держи, ведьма, это тебе на удачу. С Новым годом!
— Ой, спасибо! — Тайка прижала подарок к груди, уже предвкушая, как повесит шарик на ёлку.
Хорошо, что всё выяснилось! Сеньку, конечно, хлопали по плечу, извинялись. Даже Пушок, и тот смущённо промурлыкал:
— Ты это… не серчай. Сам понимаешь — детективу положено строгим быть. Ну, перегнул, бывает. В общем, с меня бутылочка медового сбитня — и мыр? Ой, то есть мир.
— Лады. Дай пять! — Сенька, к счастью, был характером отходчив, и праздник продолжился.
Марьяна пела, Никифор подыгрывал, кикиморы отбивали босыми ступнями ритм, а коловерший хор дружно подмявкивал на каждом припеве.
За окном валил снег, но в хорошо протопленном доме было тепло, пахло ёлкой, мёдом, пирогами и любимым Марьяниным чабрецом. Все беды и невзгоды остались за порогом, сегодня им в Дивнозёрье ходу не было.
Тайка тоже пела вместе со всеми и, украдкой поглядывая на свой подарок, думала: пусть нам всем повезёт и наступающий год будет лучше уходящего. Слышишь, госпожа судьбопряха? Ну очень надо!