Новый муж старой жены

Пролог

Счастье Царя было видно издалека. Даже при малом свете от чадящих просмоленных палок. Весь сброд, что собрался посмотреть на бой между пешкой Стрекота и его людьми, скалился, пускал колкие шуточки, насмехался. Сброду было весело.
— Музыку громче! — громко крикнул Всеволод, оставаясь в одних портках и ступая голыми ногами на мягкую траву. — Праздник должен быть праздничным, что вы как на похороны собрались? Аль, мы уже хороним Марту?
Манипуляция сработала. Стрекот сам пошел к музыкантам и вытащил их на улицу: тут и гусли запели так, что ноги сами заплясали, и дудка засвистала, так что каждый себя птицей ощутил.
Закрыв глаза и расставив руки, как крылья, Всеволод дождался и Терентия, и Шарко. Правда, они до исподнего не разделись: рубахами сверкали расшитыми и сапогами начищенными. Усмехнулся Царь:
— Вы в земле-матушке испачкаться боитесь или в собственной крови, касатики?
Да, подначивал. Да, издевался. Но это возымело эффект: толпа уже с некоторым недоверием смотрела на двух разряженных мужиков. Старец Урдхей что-то сказал, и толпа засмеялась.
— Бояться пузо неизмеримое засветить. Видать, отъели больше, чем у кого-либо.
Всеволод сам заулыбался. Сейчас старец явно на его стороне. Терентий и Шарко скинули одежу и злобно посмотрели на Царя.
Правильно, ненавидьте, раскрывайте свои истинные лица, сыпьте истинными чувствами, играйте по-настоящему!
— Ну, что, друзья-товарищи, двое на одного всегда веселее, — шепнул Всеволод, и бой начался.
Сначала противники кружились друг напротив друга. Терентий старался за спину зайти или подсечку сделать, Шарко хотел в медвежьи объятья схватить. Да, только Иван не этих времен воин: другой вид боя знает и в руки боровам попадать не желает. Прекрасно понимает, что хватка не его сильная сторона: мужика обнимать не охотно, когда даже жену пожамкать не успел. А расположение девицы еще получить надобно: не за пару конфет доверие выстроится, не за пару букетов в нем мужчину разглядят. А еще... Еще надобно с родственниками жены контакт наладить, раз они колдовать умеют, то и в лягуху превратят, если что не по их будет.
— Урдхей, ты бы Улушку спать отправил. Вон она как глаза прикрывает: то ли от стыда, то ли от страха. Не мучь девку! — весело отозвался Всеволод, чувствуя, как кровь в бою закипать начинает, а земля пружинит, будто помогает уйти от удушающих атак.
— Как прикажешь, Царь! — одобрительно улыбнулся старец и взглядом отпустил свою спутницу. Та без указок пошла к терему царскому.
— Всеволод, ты говори, да про дело не забывай! — недовольно отозвался Стрекот. — Что ты, как петух, по полю скачешь, да перьями трясешь без дела?
Знал бы торговец, какой подтекст разглядел в словах Царь. Он ведь не в этом времени жил.
— Сам, ты- петух, — процедил Всеволод и кинулся на Шарко.
Тут бой настоящий начался и не тот, к которому мужи здешние привыкли. Кулаками здесь все помахать горазды, а вот о боксе и других видах боя с роду не знали, а Всеволод знал, практиковал, на войне применял. Иван знал, как убить, а как едва живым оставить. И сейчас перед гостями стоял неглупый Царь, а воин, призванный из Загробного мира. Что ему выпады Терентия? Что ему танцы Шарко?
Уйти с траектории удара, подсечь и накинуться на лежащего противника... Правда, последнее второй ирод сделать не дает, со спины бьет, как шакал последний. Приходится несколько раз валять "дружков", как детей малых. Исход боя ясен и понятен, но вот друзья с этим явно несогласны.
В зажатом кулаке Шарко блеснуло острие. Кинжал столь мал и вместителен что, когда руки Ивана обожгла боль, он даже не сообразил отчего. Кровь пошла, — он глупо смотрел на алую жидкость, а потом... Потом началось месилово.
Терентий старался кинуться со спины на Царя, Всеволод все внимание отдавал Шарко, чтобы не пропустить следующий удар. Терентий этих пользовался: накидывался, бил, мешался, как муха назойливая. Немного погодя, Иван изловчился и опрокинул Терентий на землю. Понимал, что у него есть лишь секунду, чтобы вывести одного противника из строя. Понимал и бил того по голове так, что искры из глаз летели, а последний удар в солнечное сплетениепришелся. В пылу сражения не углядел за ножичком. Шарко влетел вбок и проткнул грудную клетку Царя.
"Всего лишь легкое", — подумал Иван, тяжело дыша. — "А целился в сердце. Острие коротковато".
И никто из собравшихся ни слово не говорит. Все молчат, наблюдая, как Царь их кровью истекает и дышать пытает. Урдхей что-то говорит, да куда там Ивану разобрать. Сейчас он понимает, что Стрекот все поставил ради своей дочери, и желает добиться свержения Дарьяны любым способом. Коли в нечестном бою не получится, то заговорами и интригами проймет народ. Настроит против жены всех и устроит бунт, переворот. Да и потом, не всегда Иван сможет помогать Царице: в этом теле он не один. Поэтому...
— Надо убить, — прошипел Всеволод, обращая все свое внимание на Шарко.
Иноземец вздрогнул, услышав опасные нотки в задыхающемся голосе. Испугался кровавого взгляда Царя и немого предупреждения.
Теперь Всеволод готов взяться за Шарко всерьез, и ему никто не посмеет перечить. Все прекрасно видят прямую угрозу жизни Царя и молчат. Стрекот скалится, Урдхей волнуется.
— Попался! — предвкушающе просипел Иван, когда лезвие вновь проткнуло брюхо. В этот момент Царь схватил верткого Шарко за руку и заломил за спину.
Всеволод уже не мог быстро двигаться, и зрение начало подводить, а нехватка воздуха кружила голову. Поэтому только так он мог поймать врага. Поймать, вывернуть руку, повалить и услышать характерный щелчок.
Сломал! Сломал руку!
Крик Шарко разнесся над садом. Теперь, обездвижить. Несильные удары посыпались на поверженного врага, а потом... Потом в голове раздался сладкий голос Дарьяны.
— Умрешь, коли дальше колотить продолжишь. Иди ко мне, я раны исцелю, боль заговорю.
И он пошел на голос. Никого не видя перед собой, слыша лишь Дарьяну. И чем ближе он подходил, тем явственнее слова раздавались. Уже позже он узнал, что поразил собравшихся своим поведением: как зачарованный пошел к терему царицы. А ползший за ним Шарко столкнулся с Сурматом и двигаться дальше не смог.
Царь по привычке хотел через окно в терем влезть, да только сил не хватило. Сурмат сам двери открыл и Всеволода в них пустил. А там жена — Дарьяна.
В сенях темно, но жарко. То ли печь на всю греет, то ли еще что. В темноте ничего не видно, а вот тело, как оказалось, ужасно холодное.
— Надо было бой остановить, как только лезвие в свете факелов мелькнуло, — обеспокоенная девица усадила мужа на лавку, а сама за водой и травами бросилась.
Говорить Иван уже не мог, легкое что-то подпирало.
— Светлыми именами Прародителей заклинаю, светлыми помыслами путь расправляю...
Она что-то говорит, водой поливает, жар от ее рук разливается. Будто лед и пламень в ее руках, словах играются. Боль отпускает, тяжесть уходит, в голове светлеет.
—... Слово мое - ключ, замыкаю.