Новый Союз

Часть I

Я открываю глаза. Бело-серый потолок приветствует меня своими разводами. Щуплое тельце кота греет бок. Шурик просто излучает сонливость. Как бы мне хотелось, перевернуться на другой бок и заснуть. Но вместо этого приходится подниматься и натягивать юбку. Сегодня суббота, а это значит, что до смены мне надо успеть на службу. Посреди недели бывали и другие службы, которые могли посещать особо верующие граждане Нового Союза, однако в субботу транслировали проповедь Патриарха, и ее прослушивание было обязательно для всех. Многие любят субботние службы, потому что после них часто разносят спиртное: вино или самогон, что попадет. Но я ненавижу эти тягостные минуты субботней проповеди, и очередь в исповедальню. У церковников ко мне особая претензия - я "дефектная". Ну, то есть открыто нас так, конечно, называют редко, наше официальное название "старые девы" - те женщины, что не вышли замуж до 16 лет. На днях мне исполнится восемнадцать. Представляю реакцию на работе.

 Я проспала завтрак – это кошмар, и как я умудрилась отключить будильник и забыть об этом?

- Не забудь позавтракать, - папа протягивает мне уже разведенный сулентный коктейль[1] – напиток, заменяющий полноценный обед, поскольку в нем содержаться все необходимые жиры, белки и все такое. В столовой обычно можно выбрать – есть еду, похожую на еду или просто быстро выпить коктейль. В любом случае нам нельзя выносить пищу из общей столовой, папа сильно рисковал.

      - Я сказал, что тебе нездоровится, но на службу ты все равно придешь, - объясняет он, заметив мой удивленный взгляд.

      Я быстро выпиваю неожиданный дар судьбы – обычно, если ты опаздываешь в столовую, то не видать тебе пищи до обеда, то есть полсмены мне пришлось бы отрабатывать голодной.

      - Почему ты не разбудил меня?

      - Меня вызывали на работу, - отец хмурится, неужели у него неприятности на работе?

       Я застегиваю комм на руке, отец повторяет мое движение.

      - Доброе утро, Софи! - приветствует меня компьютер.

      - Когда ты уже исправишь свое приветствие? - мягко журит меня папа. - Ты Софья, а не Софи.

      - Мне так больше нравится,-  упрямо отвечаю я.

      Конечно, рано или поздно приветствие придется сменить, а пока пусть будет Софи. Это Ибрагим придумал. При воспоминании о друге мне становится легче. Сегодня он должен будет отрабатывать производственную практику на нашем заводе, сможем поболтать подольше. Ибрагим – мусульманин, в отличие от нас с отцом. По идее нам запрещено общаться, но ведь он, по сути, еще ребенок. Ибрагим только заканчивает школу, поэтому на нашу дружбу пока смотрят сквозь пальцы. Однако, как только ему подберут невесту, все изменится. Мы больше не сможем общаться... вживую. Нам останется лишь переговариваться через видео-чат. Я не позволю кому-то лишить себя лучшего друга. Что за бред?! Постоянно твердить нам о дружбе вер, о нашей единой борьбе, но при этом запрещать разноверцам общаться.

 Мы с отцом выходим из нашего блока и сразу сталкиваемся в коридоре с Людмилой Федоровной. Ненавижу эту тетку. Она чокнутая. Правда-правда!  Совсем повернутая на вере. Ее любимый святой – Сталин, вождь начавший войну с мутантами еще до того, как они стали мутантами. Так, по крайней мере, я поняла по урокам фактологии. В облике этой святоши есть что-то крысиное. Постоянно бегущие глазки, вечно выглядывающие не нарушил ли кто-нибудь распорядок или, не дай Св. Сталин, заветы церкви. Она сдала своего мужа властям, после того как он принес со свой работы конфеты – подарок дочери на день рождения. Их единственная дочь, естественно - Сталина, больше походит на отца, чем на мать, хоть в этом ей повезло.

      - Что-то вы припозднились сегодня, так ведь можно и на службу опоздать, - Федоровна вцепилась в папин рукав. Меня передергивает от отвращения, но отец спокойно, как ни в чем, ни бывало, говорит, что мне слегка нездоровилось с утра, но теперь все в порядке.

      - Ай-ай, бедняжка,- юлит соседка, при этом в маленьких глазках ни тени сочувствия. - Это все из-за твоей распутной жизни, милочка. Мало тебя отец ругает, ох, мало. Будь ты моей дочерью, я бы не давала тебе спуску.

Обычно слова Крысы выводят меня из себя, но сейчас я лишь мысленно смеюсь: «Из-за распутства?». Да ладно! С каких пор одинокая жизнь стала распутством? Или она считает, что я в тайне, кручу роман с женатым? В таком случае она мне льстит. Я бы никогда не решилась на подобное, учитывая, что это карается смертной казнью через закапывание в землю. По сути это означает голодную смерть, потому что церковники «не такие изверги, чтобы лишать жертву воды».  Мучительная и медленная смерть, я видела этих несчастных. В первую очередь их показывают «дефектным». Ни один мужчина не стоит таких мук, не говоря уже про банальный секс.

      Я ничего не отвечаю на выпад Крысы, лишь стараюсь сдержать смешок при мысли о своей "распущенности". Очевидно, Федоровна принимает эти судороги за старания скрыть боль, поскольку на ее сухом личике расплывается довольная улыбка. Такая же была на ее лице, когда священник похвалил ее на службе за этот "моральный подвиг", раскрытие преступления мужа.