О чём поют наши кости

1-1.

Как она была красива когда-то, настолько же страшна сейчас. Моя любимая сестрица Вацлава, стояла сейчас в углу, у своего сундука, на четвереньках словно кошка. Стояла спиной ко мне, а головой повернута и смотрела не моргая. Темные глаза загноились, с объеденных губ капала слюна.

- Влася-а-а.- прошипела она, и голос звучал ласково, почти как раньше. - За Ратмирку не ходи. Он грязный. Грязный.

Я хотела сказать что-то, да и вздохнуть не смогла. Только хрип из груди испустила.

Вацлава мазнула облезшей косой по полу, всё так же стоя и на ступнях и на ладонях, нагнула голову по-птичьи.

- Не ходи за него.

- Оставь сестра. - прошептала я, наконец найдя силы. - Нет тебя. Нету тебя уже.

- Меня нет. - согласилась она и пригнулась как для прыжка. - И тебя не будет.

Из темного угла скрюченный силуэт сестры бросился ко мне, царапнув ногтями по деревянному полу и в нос мне ударил запах стоячей воды. Болото, которое накрыло меня с головой.

Я разбудила себя своим же криком. Глянула в угол, в котором всегда спала Вацлава и где до сих пор стоял её сундук. Угол был темный, с густой непроглядной тенью. Но никого там не было. Не было там, моей бедной сестры.

Шумно выдохнув, я потерла глаза.

- Дурной сон, дурной.

Солнце только занималось, а за окном уже слышались голоса. То был мой вечно хмурый дядька Святогор. Его басовитый голос казался раскатом грома посреди ясного неба. Он, кажется, в чём-то убеждал Миру, свою молодую жену. Та, как и всегда, не уступала. Видано ли что жена, могла мужу слово против сказать? Но как бы они не ругались, в итоге всегда мирились.

Дрожащими пальцами я подвязала ночную рубашку, надела юбку потеплее и тулуп из овчины. Так стыдно было появляться на людях, но мне скорее хотелось выйти на воздух. Волосы спутались от беспокойного сна, и я пригладила длинную косу пальцами.

Дядька удивился завидев меня и откинул колун.

- Власта, чего ни свет ни заря вскочила?

- Так ясно чего. - ухмыльнулась Мира. - Волнуется молодая. А мы тебе наоборот поспать хотели дать перед дальней дорогой.

- Спасибо. Но да, что-то не спокойно мне. Сердце не на месте. - я вздрогнула, хотя ветра на улице не было.

Оконце моей комнаты выходило во двор и я невольно глянула в него, боясь увидеть там распухшее лицо сестры. Но то было пусто. Темнело только как пустая глазница, но никто оттуда на меня не смотрел.

- Бледная ты что-то. - ахнула Мира, схватив меня под руку. - Как молоко в чарке. Пошли. Раз встала то хозяйством займёмся пока Ратмир с братьями не приехал.

Она завела меня в дом, стянула тулуп, скинула свою шубку. Печь уже горела, но в главной комнате было сыро и пусто.

- Иди умойся чтоб кровь к лицу прилила. А то как покойница.

Я вздрогнула и подчинилась. Мира была не сильно меня старше, но стала женой моего последнего родича и жила я в их доме. Так что всегда из уважения делала что велят и никогда не роптала. Это Вацлава вечно становилась ребром и с Мирой ссорилась так, что пух летел как от куриц в драке. Дядька только смеялся: старшая племянница была его любимицей.

А теперь без сестры и Мира будто красок лишилась и всё в доме стало серым и чужим.

Я плеснула в лицо холодной водой и щёки закололо. Плеснула ещё раз и морок страшного сна спал, оставив только печаль. Такой ведь я сестру и запомнила невольно. Последний её образ утопленницы с синими губами и слипшимися темными волосами. Скоро живая она совсем поблекнет, исчезнет. А перед глазами будет стоять только распухшее, гноящееся лицо.

Захотелось плакать. Но нельзя было глаза краснить, чтоб жених не подумал будто я несчастная за него иду. Глянула я ещё раз в воду и успокоилась. Глаза влажные, но не опухшие, лицо прежнее. Волосы только, серые как у мыши, будто еще больше поблекли, но тут уж ничего не поделаешь. Я хлопнула ладошкой по водной глади, прощаясь с бледной, испуганной девицей. Дядька обещал, что я мужем не пропаду. А значит и бояться нечего.

Мы с Мирой стали готовить дом. Нужно было затопить печь, сделать тесто на хлеб и каравай. Дел было столько, что скоро я совсем умаялась. Она всё поглядывала на меня искоса, а как совсем рассвело так не сдержалась.

- Что Власта тебе покоя не даёт?

- Хорошо всё тётушка. Не волнуйся.

Та звякнула чашками, нервно губу прикусила и цокнула, будто не такого ответа ждала.

- Ох, и тяжкая ты девка, Власта. Никак к тебе подобраться нельзя, всегда будто бочонок крытый. Никогда не ясно что внутри. Последний день в родном доме, а всё равно слова не вытянешь. - она отвернулась, и я видела как напряжены её узкие плечи. - Вацлава не такая была. - добавила она тихонько, почти не слышно.

Я потупилась. И правда, никогда я не могла к людям подход найти. Всегда когда рот открываю, кажусь себе дурочкой. А родные за черствость принимают. Одна только сестра меня молча утешать умела и за меня всё словами выразить. Она смелее была и решительнее. Не боялась за своих постоять и часто с соседями лаялась если те хитрить вздумали.

И надо бы к родной Мире прильнуть да поплакать от страха, сказать что снилось и что предостерегли меня от мужа моего будущего. Да не было сил. Всё что скажу, казалось глупостью. Разве может сияющий как солнце Ратмир зло нести? Вацлава его знала и не могла при жизни такого сказать. Так и продолжили мы молча тесто мять да друг на друга исподлобья зыркать.

К вечеру от работы меня отогнали, велели щуки пойти красить и платье примерять. Я достала из сундука дивное белое платье, в нём ещё наша матушка за отца выходила. Белое кружево вилось по подъюбнику, и сверху еще одно, поплотнее. Я перетянулась алым поясом, накинула на грудь крупные бусы из крашеного дерева. Будто капли крови на снежном полотне.

Скоро солнце в полную силу вошло и соседи потянулись кто с чем в руках. Кто мёд нёс в горшочках круглых, кто рыбу засоленную. Старуха Радка, на которую вечно все ругались за жадность, и та принесла трёх сладких петушков. Точнее, должны они были быть петушками, да почему-то с карамели вышли у неё песьи морды. Я удивилась, но ничего не сказала.