О перстнях, чудесах и молитвах

О перстнях, чудесах и молитвах

Эта июльская ночь 1661 года выдалась в Англии тёмной, но отнюдь не бурной; последовавший же за ней день и вовсе был ясным и тёплым, на синем небе не было ни облачка, а солнце пригревало так ласково, что казалось совершенно невозможным в такой день думать о сокровищах, интригах и королях. И всё же в здании маленькой гостиницы и возле него находилось множество лиц, чьи помыслы были обращены к ларцу кардинала Мазарини и запертых в нём сокровищах.

Если бы внимательный зритель с разумом, не затуманенным мыслями о драгоценностях и королевской казне, огляделся по сторонам, он непременно бы заметил неподалёку от конюшни ещё одно действующее лицо – молодого человека, с ног до головы облачённого в чёрное. На угольной широкополой шляпе изящно лежало огромное антрацитовое перо, с плеч спадал шёлковый плащ цвета ночного неба, мягкие кожаные перчатки оттенка воронова крыла обтягивали руки путешественника, его камзол, высокие сапоги, даже рубашка – всё было чёрным, но при этом наряд вовсе не выглядел траурным, скорее наоборот, было в нём что-то праздничное. На фоне этой черноты ярким пятном выделялись огненно-рыжие волосы – густые, длиной до плеч, они спадали из-под полей шляпы. Лицо этого примечательного юноши было худым и подвижным, как, впрочем, и он сам, – в каждом движении сквозило что-то змеиное, на тонких губах то и дело возникала усмешка, а брови не раз приподнимались, словно их обладатель был чем-то удивлён. Что же касается глаз, то разглядеть их не представлялось возможным, поскольку незнакомец скрывал их за особыми очками с тёмными стёклами.

Когда солнце высоко поднялось над горизонтом, а на небе появились редкие облака, к гостинице просеменила цепочка монахов. Почти сразу изнутри послышался шум, крики, звон шпаг, а из дверей кинулись врассыпную испуганные люди. Однако это ничуть не взволновало рыжеволосого наблюдателя – он лишь сделал несколько скользящих шагов, переместился к ближайшему дереву и опёрся на него спиной, сложив руки на груди.

Ещё через несколько минут шум стих. Незнакомец застыл, прислушиваясь к неясным звукам, доносившимся из-за конюшни, и при этом не отводя глаз от гостиницы, а затем резко развернулся – как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с другим молодым человеком, возникшим как будто из-под земли.

Этот другой отличался от первого так же, как небо отличается от земли – сравнение пусть и банальное, но в данном случае очень точное. Он был круглолиц, полноват, светловолос и вдобавок одет во всё белое – серебристая шляпа со снежного цвета пером, жемчужный переливающийся камзол, светло-серые сапоги и всё прочее в том же духе. Несмотря на ужасающую непрактичность такого костюма, на нём не было видно ни следа коричневатой дорожной пыли, да и сам незнакомец представлял собой воплощение аккуратности.

– Кроули! – воскликнул он, и в его голубых глазах, не скрытых очками, как у собеседника, появилось странное выражение – нечто среднее между радостью и тревогой. – Не ожидал увидеть тебя здесь. Ты здесь по заданию или...

– Или, – лениво откликнулся Кроули, слегка изменив позу. – Решил проветриться, сменить обстановку. А ты здесь какими судьбами, Азирафаэль?

– Да то же самое, что и у тебя, – произнёс Азирафаэль, но вид у него был немного смущённый. – До меня дошли слухи о том, как расцвела Франция при Короле-Солнце, вот и захотелось взглянуть. А тут эта история с Мазарини, дети мушкетёров, путешествие в Англию...

Его лицо на миг осветилось улыбкой, но тут же вновь стало серьёзным.

– Ты видел, что там произошло? Там, в гостинице?

– Видел, – Кроули кивнул, и его лицо тоже помрачнело. – Схватка была нешуточная... Надо отдать должное детям мушкетёров: они столь же храбры, сколь и безрассудны. Схватиться вчетвером с противником, превосходящим вас вдвое, особенно когда одна из вас – девушка, едва владеющая оружием... – он выразительно покачал головой.

– Я много видел нечестивых монахов, но таких, пожалуй, встречаю в первый раз, – сказал Азирафаэль с невольным содроганием. – Они, пожалуй, хуже ваших сестёр-сатанисток.

– Поверь, ангел, если бы ты побыл среди монахинь ордена святой Бериллы чуть подольше и послушал их болтовню, тебе бы так не казалось, – Кроули усмехнулся, но его усмешка не вызвала ответной улыбки Азирафаэля и вернулась к нему, как отскочивший от стены мяч.

– И теперь все дети погибнут! – Азирафаэль больше не мог сдерживать охвативших его чувств. – Один уже почти мёртв: его ранили кинжалом в грудь. А ведь он ещё так молод!

– По крайней мере, он не успел нагрешить, – с деланным безразличием ответил Кроули. – Любил отца, верно служил своему королю, был хорошим другом, ни одной девушке не успел разбить сердце... Попадёт сразу к вашим.

– Но он ведь ещё мог бы жить! – горячо возразил Азирафаэль. – И эта монахиня, Анжелика... она ведь любила его. И у неё есть брат, о котором она знать не знает! А эти двое, Анри и Жаклин, даже не успели признаться друг другу в своих чувствах! Да что там признаться, Анри даже толком не знает, девушка Жаклин или юноша!

– Возможно, для него нет никакой разницы, – едко заметил Кроули, но тут же насторожился, заметив глубокую скорбь в глазах собеседника. – Постой, ангел, ты же не собираешься...

– Я не знаю, – Азирафаэль покачал головой, а его лицо между тем становилось всё тревожнее. – Гавриил уже дважды делал мне строгий выговор за превышение меры совершаемых чудес. Конечно, всё это мелочи, как сказал бы Гавриил... но ведь они все ещё так молоды! И движимы благой целью!