О произошедшем прошу умолчать...

О произошедшем прошу умолчать...

4 дня шли дожди. На Венере они ужасные: грязные, грозные, мрачные. Вот и сидишь, погребенный заживо. Невозможно жить.

А на земле флаеры, и говорят, как хорошо на Венере. Тысячи людей судорожно ищут последние монеты, чтобы купить билет в одну сторону, а приезжая, видят такое:

Станция, давно уже разросшаяся до уровня города, бессмысленно переполнена. Работы не хватает, жилья также. Селятся приезжие, как могут, по 10 человек в маленьких серых блестящих склепах, видно по ошибке именуемых квартирами. Купол, накрывающий станцию делает всё возможное, чтобы у новоселов окончательно испортилось настроение: он отлично выполняет защитную функцию, но то, как он это делает: кислотные дожди, попадая на иллюзорно тонкую оболочку тут же растекаются по ней, погружая город во мрак. И это страшно, очень страшно.

Вера ненавидела Венеру. Эта станция часто преследовала её в кошмарах несмотря на то, что она уже 15 лет проживала на земле. И весьма успешно, надо сказать. Ученая степень, прекрасная работа. Но в тот день, видимо, что-то пошло не так.

Вере позвонили, и не откуда-нибудь, а прямиком из администрации злополучного места. Девушка родилась на жёлтой планете, и там у неё осталась мать – выдающийся ученый в области селекции. Мать, которая умерла. По венерианским традициям усопшего должен провожать в последний путь ближайший родственник. 4 дня. Не знаю отчего, но традиции Вера соблюдала, а потому… тем же днём написала прошение о переводе в научный институт Венеры и первым же рейсом отправилась навстречу личному кошмару.

Полет занял не больше четырех часов, и вот, молодая девушка уже звонко стучала каблучками возле черного здания полиции. Почему полиции? – Потому что из мэрии, где должны были выдать прах с урной матери, Веру отправили туда.

Нужный кабинет девушка нашла сразу же и, робко постучав, вошла. В большой комнате, больше похожей на зал провинциального космодрома, стояло несколько десятков столов, за которыми сгорбленно восседали почти одинаковые лица: бледно-жёлтые, худые, точно вовсе обескровленные, и невообразимо хмурые. В кабинете стоял ужасный гул. То тут, то там появлялись новые люди, заходя в кабинет из других дверей. К каждому столу вела длиннющая очередь из 15-ти человек. И все они чего-то хотели, требовали. Полицейские, а это по всей видимости были именно они, на всё отвечали резким голосом:

- Не положено. Следующий!

К Вере тут же подъехал маленький ручной робот, на котором значилось: «Вас ожидают за столом №35. Просьба пройти немедленно».

Нужное место девушка отыскала быстро. За указанным столом сидел молодой, лет 30-ти мужчина-следователь Анатолий Тырямызев, о чем свидетельствовала табличка возле стопки планшетов.

- Госпожа Штаммова?

- Да, это я. Скажите, что происходит, почему мне не дают возможности проститься с мамой? – немного нервно спросила девушка.

- Ознакомьтесь, - сухо произнес мужчина и протянул девушке планшет, быстро вытащенный из стопки таких же.

Недоверчиво взяв предмет, она углубилась в чтение. То и дело на лице её появлялось задумчивое выражение, а пару раз, она и вовсе ежилась, словно от холода, но чтение не бросала.

После она подняла глаза, и задала лишь один вопрос:

- В свидетельстве о смерти написано, что ЕЁ убили, это правда?

- Да, - снова тот же сухой, лишенный эмоций голос.

- Но вопрос не в этом, госпожа Штаммова, - только на этих словах в глазах мужчины зажегся живой огонек, придав ему человеческих черт, - вопрос в том, что у следствия для Вас есть предложение.

- Да, конечно, я Вас слушаю.

- Не здесь, - мужчина обвел взглядом помещение, где повсюду сновали люди, и каждый стремился заглянуть в планшет другому, неизвестно, зачем. – Пройдемте сюда, в следственный кабинет. – Затем посмотрел на бледную девушку, - и добавил:

- Только, будьте любезны поторопиться, у нас и так еще очень много дел.

И Вера встала, пошла вперед, чтобы только через четыре часа выйти обратно…

Земной год подходил к концу, и солнце спешило надолго скрыться из вида. Город-станция погружался во тьму еще больше, убаюкивая случайных прохожих отблеском желто-коричневых смерчей за куполом. На улицах зажигались диодные огни, отбрасывающие зловещие тени. Казалось бы, всё. Хуже некуда, но начался дождь, и купол тут же заволокло туманом.

Выйдя из здания полиции, Вера уныло взглянула на небо, и не найдя там радостный знак, спешно зашагала к гостинице, стараясь избегать темных закоулков.

Случившееся повергло её в шок:

Чтобы в 22 веке, веке прогресса и технологий по станциям свободно разгуливали убийцы, нет, такое просто невозможно. И всё же, это было так.

Дорога была ужасной: из-за каждого угла металла на девушку смотрели тени. Они шаркали, шептали и страшно скрипели, порождая в голове тысячи мыслей. Вера достала из сумки 2 белые капсулы и проглотила их, после чего простояла под светом диодов почти 15 минут абсолютно без движения. Затем открыла глаза и поняла, что полегчало – станция больше не протягивала руки, пытаясь затянуть жертву поглубже.

15. 15 быстрых счастливых лет Вера не притрагивалась к таблеткам, но Венера снова замкнула круг. И на это раз из него уже не уйти…

Несмотря на вечернее происшествие и события в полиции, где Вера узнала о том, что на Венере уже 4 месяца неизвестный зверски убивает людей, спала она хорошо, а потому второй день на Венере обещал быть вполне сносным.

Быстро одевшись, и прикрепив за пиджак микрофон, который ей выдали в полиции, а полиция подозревала, что убийца находится именно в стенах такого благородного здания, как институт, Вера отправилась на работу.

Ничего интересного или хоть немного приближающего к разгадке в этот день девушка так и не заметила. Разве что, когда Вера выходила из столовой, кто-то смотрел ей вслед, но, возможно, это были те тени, и оборачиваться девушка побоялась.

Придя домой, она тут же легла спать на жёсткий матрас – Венере уменьшили обеспечение, а потому экономить приходилось на всём. Сон никак не шёл, а когда Вера всё же заснула, это превратилось в настоящий кошмар: то снилась мать с белым порошком в железной ступке, то гора из 50-ти тел убитых, то полицейский участок, в котором объявляют, что вновь по всей станции вышло из строя камерное оборудование, признак грядущей смерти, а под конец и вовсе клиника.