О, женщины!

О, женщины!

Держать себя в руках – удел мужчин,

А мне не стоит этим так морочиться.

Я женщина! Есть миллион причин,

Чтоб быть такой, как сердцу хочется!

Чеколаева Светлана

Меня никто не провожал. Имелись на то объективные причины.

В вагоне было душно, но чисто.

Я никогда и никуда не ездил один с тех самых пор как встретил её, Лизу: наивную, простодушную, восторженную девчонку, про которую с обожанием и трепетом говорил, –

прелесть, какая она у меня дурочка!

Девочка моя была волшебно хороша: хрупкая, беззащитная, впечатлительная, ранимая, чувствительная и пылкая, доверчивая и романтичная, мечтательная и наивная, податливая и безотказная.

А ещё… ещё она была робкая, но в меру любопытная, чувственная, сентиментальная, немного капризная, деликатная, и в то же время удивительно деятельная. И это ещё не всё: несмотря на внешнюю неприметность, юношескую угловатость, в неё невозможно было не влюбиться, потому что Лиза излучала некий загадочный свет и умела им щедро делиться.

К сожалению одного меня ей оказалось недостаточно.

Когда влюблённость бесцеремонно набрасывается на нас, похищая возможность мыслить логически, когда стремительно врывается в сердце, мы утрачиваем способность отказывать в чём-либо объекту обожания, перестаём глубокомысленно рассуждать, сомневаться. Что бы ни спросила любимая – ответ будет один, – да, да и да! Всё, что угодно – да.

Это было давно, в самом начале взрослой жизни, словно бы в другом отражении действительности, длившемся бесконечно долгие семнадцать лет, которые вместили в себя целый мир: наш милый семейный интимный мир.

Пока я восхищался совершенством доверившегося мне божьего творения, пока рефлексировал, создавая из самой обыкновенной, в меру симпатичной и скромной девушки, посылавшей провокационные по характеру, сканирующие по сути знаки внимания, воображаемый, сотканный из добродетелей, изящества и прочих достоинств образ, размышляя, стоит ли увлечься прелестницей всерьёз и надолго, она уже приняла самостоятельное решение на этот счёт. Даже больше – распланировала не только координаты и траекторию любви, но и пространственную навигацию семейной жизни: антураж и сценарий свадебного торжества, дату зачатия, имя первенца, продумала в мелочах оформление и цветовое решение детской комнаты, хотя на тот момент не было у нас абсолютно ничего, даже собственной кровати.

Моё сопротивление, точнее сказать – сомнение, было сломлено серией томных взглядов и демонстрацией снисходительного, весьма доверчивого целомудрия.

Любовь, предполагающая серьёзные отношения и персональную ответственность, во многом похожа на азартное участие в экзотических аттракционах в парке развлечений. Если нет соответствующего навыка, если слаб здоровьем, экстремальный заезд начинается волнительным предвкушением, восхитительным ощущением головокружительной невесомости, восторженным опьянением скоростью виражей, изумлением внезапностью и силой эмоционального потрясения, переходящего довольно скоро в ощущение беспредельной тяжести в желудке, в потерю ориентации, безпричинную тревожность и рвущуюся изнутри тошноту.

Не дано нам, человекам, испытать или понять в полной мере великолепие и изысканную роскошь состояния любовного экстаза: слишком много тепла и энергии выделяется в процессе реализации божественного замысла, слишком много эмоций, адреналина, страсти.

Поторопишься – сгоришь дотла, даже вспомнить не о чем будет. Чувства беречь, экономить нужно, чтобы надолго хватило, ещё лучше навсегда.

Все стадии игры в брак, начиная с карнавального медового шествия, заканчивая скандальным выворачиванием внутренностей семейных отношений, были нами пройдены в полном объёме.

Однажды Лиза с равнодушием в голосе произнесла, пряча при этом взгляд, – извини, я тебя… как бы разлюбила. Нам нужно расстаться, – как будто нажала по-хозяйски кнопку выключателя, уходя ненадолго из дома, чтобы не тратить зазря средства на оплату освещения.

А ведь ещё вчера всё было иначе. Разве я мог в одно мгновение забыть её голос, нежные поцелуи, сводящие с ума, лицо, прикасающееся к горячему до щекотки дыханию: не задохнуться бы от избыточного желания, не ошпариться от душистого, трепетно-влажного обожания.

– Как это – разлюбила, после стольких счастливых до безобразия лет? Даже если так – к чему расставаться! Можно же договориться, обсудить варианты.

Но, нет, всё, что принадлежало мне на правах супруга, было немедленно экспроприировано, изъято из обращения, отторгнуто в неподвижно застывшее безвременье.

Я мужчина, но эмоциональный, чувствительный. Слёзы, когда никто не видит, как бы нехотя вытекают из моих расплавленных гнетущим унынием глаз, засыпая рядышком со мной на подушке.

Не было сил переживать о несбывшихся мечтах, о пустых надеждах, страдать, создавать желанную, оттого ещё более болезненную иллюзию казавшегося незыблемым счастья.

Со временем я немного успокоился, но в тайниках души всё ещё происходило волнение.

Дети наши к тому времени подросли, но понять, осмыслить что произошло, не смогли, или не захотели: предъявили, как им казалось объективно обоснованный иск по поводу хронической нелюбви.

О, как!

Претензий оказалось бесконечное множество: если бы вы… если бы меня… да вы никогда… и вообще – кто вам позволил! Именно потому мы несчастные, закомплексованные со всех сторон вечные и бесконечные неудачники!

Спорить бесполезно: мы в своё время думали приблизительно так же. Каждое следующее поколение мнит себя умнее предыдущего.

Нет ничего удивительного в том, что я надолго выпал из реальности, подорвал духовное и физическое здоровье, которое и ехал теперь поправлять на тёплые ласковые моря.

Береговой прибой уже ласково шумел у меня в ушах, когда я рассматривал происходящее на перроне.

Море я любил беззаветно, детей возил ежегодно на побережье несмотря ни на что, даже если приходилось влезать в долги и выколачивать из начальства недостающие дни отпуска за свой счёт.