Предзнаменования
— Долгие прощания — лишние слезы, — почти крикнул Иван. Он в последний раз пожал руку тестю (чуть крепче, чем следовало), в последний раз приобнял тещу (чуть теплее, чем на самом деле хотелось).
Наполовину втиснувшись в пластиковый салон Соляриса с типичной для каршеринга расцветкой, бабушка с дедом поцеловали внучку. Четырехлетнюю Яну уже пристегнули, выдали игрушки и сушки.
Пока, мам. Пока, пап. Скорее приезжайте снова. Не скучайте. И вы не скучайте. Хорошо долететь. Не пуха. К черту. С Богом.
Родители продолжали стоять у дома и махать отъезжающему автомобилю. Словно фермер с женой с той жуткой картины: у него в руках вилы, а она недовольна чуть больше чем всем. Машина дальше, зловещие фигурки меньше и их прилизанные прически теперь кажутся лысинами. Облезлыми черепами полумертвецов.
— Будто за границу нас провожают, — Ваня недовольно поглядывал в зеркало заднего вида, — не на Дальнем Востоке же живем. Два часа лету!
Старики уменьшились до размера муравьев, но все равно не сходили с дороги. Предчувствуя, вглядывались в знакомые очертания, едва двигающиеся силуэты в заднем стекле.
— Ладно тебе, — Таня рылась в сумочке, — может действительно скучают.
— Когда скучают — общаются, а не ссылают на весь день в огород или на крышу.
Жена сказала для виду пару: «ой, ну хватит уже», но когда муж предложил: «Хоть бы раз сами к нам приехали», вскричала:
— Ну уж нет! Чтобы мама рассказала мне как я плохо плинтуса мою? И посоветовала зубочистками какой марки удобнее всего выковыривать малейшие грязинки из плиты? Даже если она встроенная. И индукционная!
Иван рассмеялся. Малышка не поняла, в разговоры взрослых она особо не вслушивалась, но тоже похихикала вместе со всеми. Даже вытащила пупса-панду из под «плюши», чтобы и тот посмеялся.
— Да блин! — Таня звучно простонала.
— Что? Ты случайно набрала кого-то из родителей и они все слышали?
— Если бы так, я бы не блинкала, а сразу шла бы веревку скручивать, — она коротко посмотрела на дочь, убедившись, что та не услышала или по крайней мере не поняла. — Я мицелярку забыла.
— Вернемся?
— Нет, ты чего. Примета плохая, — секундное молчание, — Тем более, они сами там бутылку водочки уже открыли…
—... и от счастья тверкают…
—...на своей новой крыше!
—...между грядок без единого сорнячка!
Салон заполнил смех. Яна любила, когда родители — такие. Веселые, говорят на перебой и смеются громко. Даже слишком громко. Но это лучше, чем синхронный просмотр сериалов в разных комнатах, у каждого свой.
— А если серьезно, — сказал Ваня, когда смех прошел, — примет можешь больше не пугаться. Реальность куда страшнее. Наша авиация сейчас в такой заднице. Читала? Типа уже старые самолеты разбирают на запчасти.
Будто пытаясь доказать правдивость своих слов, он включил радио и попал ровнехонько на новости.
«По данным ведомства режим ограничения пик концентрации работы по тушению усиленно готовятся к выполнению поставленных задач».
— Да не при ребенке же — Таня клацнула по кнопке на панели и зыркнула на дочь, — Даже когда они врут, слушать жутко. А про правду и думать страшно. И ты нашел в какой момент такое говорить. Мы через три часа на этом самом российском самолете летим!
— Чему быть, того не миновать, — он улыбался так, будто шутит, но глаза выдавали остатки беспокойства.
— Но я же нервничаю.
— А ты не нервничай, — Ваня стряхнул последнее напряжение, — это все равно ничего не изменит. Иногда нужно принять, что от тебя ничего не зависит. Ну вот поругается сегодня пилот с женой, перед выходом на работу и все… На внештатную ситуацию вовремя не отреагирует. Или наоборот, у техника на аэродроме день, ну, просто зашибись! Он самолет как надо посмотрит, заметит поломку и ее вовремя устранят. Понимаешь? От нас, просто сидящих на креслах, мало что зависит. Тогда чего переживать?
Кажется, Ивану это помогало. Он похлопал жену по коленке и потянулся к флэшке с музыкой. Она не стала возражать, все равно отвечать не собиралась.
Таня, может, и хотела бы описать свои чувства. Хотела бы сказать, что не может так холодно рассуждать о смерти. Как о случайности, вероятности, стечении обстоятельств. Что дело не в страхе смерти в целом, однажды она ко всем придет, а в способе и подходящем времени.
Она вполне могла представить, что однажды умрет от немучительной, но продолжительной болезни. Успеет со всеми попрощаться, оценить сделанное и выполнить несделанное… Но вот так, хлоп и нет тебя? Такой исход Тане не нравился.
Вот только сказать об этом мужу она не решилась. Итак слишком много внимания посвятили этой теме. К тому же, она знала, что у него всегда были оригинальные взгляды на смерть и болезни.
Ваня поведал их еще в первый месяц отношений. Они поднялись на незапертую крышу сразу после секса. Разгоряченные. Прижались потными телами, зажженные сигареты в пальцах одной руки, пальцы другой — изучают изгибы друг друга. Не насытились. Ваню немного повело к краю крыши.
— Эй, ты аккуратнее, плюхнешься сейчас, если не разобьешься, так инвалидом станешь, — Таня — девушка, а не жена, улыбалась. Еще считала тревожность флиртом, а не обязанностью.
— Вообще не страшно! Буду гонять на самой крутой коляске, рисовать баллончиком на каком-нибудь мусоре и продавать через соцсети. Я такого не боюсь, но я, знаешь, чего боюсь? — он притянул возлюбленную и продолжил доверительным шепотом. — Боюсь кукушечкой тронуться. Начну разговаривать сам с собой, видеть то, чего нет, но никогда не узнаю что я тронутый. Психи, они же не понимают, что они психи. Понимаешь?
Я боюсь сойти с ума.
Авария
Они познакомились в первое же лето после окончания своих университетов. Его вот-вот арендованная квартира еще не успела стать по-настоящему холостяцкой. Она извинилась перед недавно найденной соседкой, перевезла малочисленные вещи и принялась обживать вдруг обретенное семейное пространство. Таня и Ваня. Через год — свадьба, еще через год — Яна. Девочка-ангелочек, светлое во всех смыслах лицо в обрамлении черненьких кудрей. Яна отделилась от ТатьЯны. Как часть, как продолжение. Всегда рядом, всегда вместе, даже в имени.