Один день в году

Один день в году

Один день в году

Волшебник устало присел в кресло – резное, из дерева махагони, с царапинами на подлокотниках. Он мог небрежно провести рукой, направляя в кончики пальцев восстанавливающую магию, и кресло засияло бы первозданной красотой. Однако, шли годы, а он огрубевшей кожей рук чувствовал зазубрины, оставленные кинжалом, и печально улыбался, выскальзывая из реальности в омут воспоминаний. Перед взором волшебника мелькали города из камня и железа, из дерева и красной глины. Города, наполненные жизнью и смехом, и мертвые города, погребенные под слоями земли в ожидании, когда новый Шлиман* найдет их.

В реальность волшебника возвращали часы над камином. Подарил их старый друг – фокусник и уличный комедиант. Днем он развлекал толпу на городских площадях, а вечерами под тусклым светом лампы или свечей собирал часы.

Механические часы с выпрыгивающей птицей неизвестного происхождения до сих пор заставляли хозяина кабинета вздрагивать. Но волшебник заводил их медным ключом, вспоминая тот день, когда он впервые увидел маленькую девочку, показывающую фокусы вместе со своим уже постаревшим отцом. Ее звонкий смех привлекал толпу, и в шляпу бросали – золото, серебро и медь.

В Лерне любили комедиантов.
Над камином висел старый меровингский меч – с короткой и плоской рукоятью, а также массивным навершием. Когда-то – очень давно – он принадлежал великому и легендарному королю, умелому воину и полководцу, тому, кого волшебник называл другом. Он принадлежал Артуру* – королю Камелота*. Но, как и уличному комедианту, ему было суждено умереть. А меч забрал волшебник в ожидании того дня, когда он вновь закует Экскалибур* в латы камня, в надежде на возвращение истинного короля.
На маленьком столике из черной эбеновой древесины лежала книга, украшенная драгоценными камнями. Язык, собирающий буквы в слова, давно стал мертвым. Эльфы, говорившие высоким слогом, превратились в пьяниц, попрошаек и разбойников. Волшебник, заставший расцвет и славу Лесного королевства, с грустью смотрел на то, в кого превратились дети леса, получив оружие и спиртное. Волшебник все реже приходил в их мир, ведь ему не с кем было поговорить о поэзии, медленно смакуя лесной нектар.
Зачарованная бутылка эля стояла на столе. Волшебник смотрел на запотевшее стекло и вспоминал великий подземный город, созданный гномами. Морейн. Город канул в небытие, став жертвой гномьих войн. Но волшебник помнил многоярусные потолки и бесконечно длинные лестницы, уходящие к истокам гор – к сокровищам гномов. Помнил он каменные столы и кузницы с живым пламенем. Помнил веселые застолья, пляски и песни. Праздник часто заканчивался потасовкой, и тогда хозяин поднимал чарку на посошок. И ни один гном не покидал стол со злобой в сердце.
Память волшебника, к сожалению, была безупречна. Никогда она его не подводила, позволяя забыться.

Стеклянная банка казалась пуста, но, если присмотреться, в ней сидела обыкновенная блоха. И она тоже хранила воспоминания волшебника об уничтоженных городах – не оружием и злобой, а бубонной чумой.

Маленький белый неприметный том стихов на книжной полке был зачитан до дыр. Эти стихи волновали волшебника, и он задумывался о том, что прошли времена магии и меча. Теперь новые бомбы могли запросто уничтожить миры, как случилось с двумя городами в стране цветущей сакуры.
В глиняной чаше с рисунком трехголового пса Кербера* блестели золотые монеты. Это были поминальные монеты, ими закрывали глаза умершего, чтобы тот мог заплатить перевозчику и попасть в мир мертвых. Волшебник был в Трое*, когда воины прощались с Ахиллесом*. Прошли годы, и он поднимал вино во славу Афине*, слушая баллады старого слепого певца, играющего на лире.
Каждая вещь в кабинете была звеном цепи, что связывала нить воспоминаний прошлого и настоящего.
Волшебник вздрогнул, когда механическая птица выпрыгнула из окошка. Семь раз она пропела противным голосом, заставив мужчину поморщиться. Столько лет прошло, а он все не привык.

Смолкли часы, наступила тишина, как бывает вечерами после изнуряющей жары перед пением цикад. Затем на лестнице раздались осторожные шаги… Она уже давно не выступала на рыночных площадях, веселя толпу. Не ходила по тонкому канату в нескольких метрах от земли. Нет, ничего этого не было, оставшись на перелистанной странице книги. В которой он, волшебник, знал каждую строку. Но ее шаг был все так же легок, как и двадцать пять лет назад. Она замерла, прислушиваясь к тишине, не желая отвлечь его от исследований, опытов или новой истории. Она постучала, даже не подозревая, что он жаждет услышать ее шаги.
- Завтрак готов.
Ее слова еще не слетели с губ, а она уже оказалась в объятиях мужа. Волшебник, прикрыв глаза, зарылся носом в волосы жены, которые пахли как всегда – жасмином и мятой. Она затихла, удивляясь порыву мужа.
- Неужели я все еще не надоела тебе?
Она не произносит эту фразу вслух, но он читает эти слова в ее мыслях.
Она мягко выскальзывает из его объятий и порхает по комнате, наводя порядок и так на прибранном столе. Она переставляет чашу с золотыми монетами, и несколько монет подбрасывает на ладони. Улыбка касается ее губ, когда она видит чучело оленя с вишневым деревом на голове. До сих пор не верит, что чучело настоящее, а не подделка, улыбается он, любуюсь тонкой фигурой.

Он впервые увидел ее смеющейся девочкой, балансирующей на шаре в центре толпы, бросающей монеты в шляпу ее отца. А десять лет спустя он нашел ее в питейном заведении, разносящей тяжелые подносы и выпивку. Он присел в темном углу, хмурясь от чужих рук, которые пытались все время поймать ее как птичку. В тугом кошельке было много монет, он бросил их ей в фартук, посоветовав начать новую жизнь. Она уронила фартук, а монеты, позвякивая, высыпались из кошелька. Он ничего не обещал маленькой девочке и не понимал, почему ее взгляд вспыхнул, узнав его в посетителе таверны. И почему он потух, когда он дал ей возможность бежать из таверны, в котором ее ожидала одна судьба.
Пожалел, он просто пожалел ее в тот день. Взял в свой дом служанкой. Хотя достаточно было шепнуть несколько слов и избавиться от пыли. А она вставала спозаранку, чтобы дом блестел от чистоты, возилась в саду и готовила вкусные блюда, будто желала быть нужной.
Он злился, что в его доме появился человек. Он мог забыть о ней на дни и недели, отправляясь странствовать. Пока не стал замечать, что каждый раз возвращается все быстрее домой. Он стал почему-то ловить ее взгляд или задерживать свой на ее юркой фигуре маленькой балерины и волнистых волосах цвета спелой пшеницы с рыжими прядями, выгоревшими на солнце. Затем он стал приглашать ее в кабинет и показывать диковинные вещи. А вечерами они выходили на террасу пить чай. Вернее, он пил всегда вино. А вот она в ужасе мотала головой, шепча, что служанке негоже сидеть с господином за одним столом.
Заставил, а не уговорил, а затем оплел историями, от которых она то вздрагивала от ужаса, недоверчиво качая головой. То бледнела – от описания чудовищ с тремя головами и хвостами змей. Прикусывала губы, чтобы не прыснуть от смеха, а затем приоткрывала их, учащенно дыша, когда он рассказывал истории любви.
В первый раз между ними произошло все так стремительно, что он не мог отдышаться. А утром он не застал ее в своей кровати, не было ее и в его доме…