Один процент

Один процент

9 октября 20хх года. Время пандемии.

Кабельное телевидение не работало. Радио вещало лишь через одну волну и только то, что мы уже смотрели с мужем на YouTube на телефоне. Выступал Молотов – ученый генетик, выбранный из оставшейся горстки российских лидеров представлять Россию в совете тринадцати выживших стран. Соня сладко посапывала в кроватке. Годовалой малышке не было дело до того, что творилось в мире. Тем временем мужчина с такими огромными мешками под глазами, что в них, пожалуй, возможно было утопиться и в сером костюме, болтавшемся на нём как на вешалке, уставился в камеру немигающим взглядом. Но, наверное, сейчас о каждом втором можно, так сказать. Дефицит продовольствия и кадровый голод сказывался на всех.

– Наконец, после стольких потерь, – Молотов со скорбным видом выдержал долгую паузу, чем стал похож на собаку породы бассет-хаунд. Я нетерпеливо заерзала на диване рядом с мужем.

– Мы, команда ученых из объединившихся стран, можем предложить миру избавление от чумы двадцать первого века. – Виктор и я крепко сжали ладони друг друга, казалось мы оба перестали дышать, – разработанная нами вакцина полностью избавит нас от Пурпурной смерти. В начале все клинические испытания мы проводили на себе, затем на группе добровольцев. Испытания прошли успешно. Все, кто был в группе исследований, а также члены совета тринадцати уже вакцинированы. Нет повода для опасений, единственное…

Дальше мы с Виктором не слушали. Бросив телефон, мы как маленькие дети, прыгавшие и размахивающие руками от радости, забегали по нашей маленькой комнатушке в резервации (зоне свободной от смертельного вируса). Мы радовались будущей свободе. Свободе от страха и смерти.

От наших криков Соня завозилась в кроватке и заплакала.

31 декабря 20хх. Конец пандемии.

Я бережно провожу расческой по золотистым кудрям дочери. Соня тоже самое повторяет со своей куклой «Барби». Моя малышка расчесывала искусственные волосы игрушки, сегодня стоящей миллион долларов и всё из-за гребанного дефицита. Неизвестно, когда всё придёт в норму и придёт ли. Для меня так точно нет. Смешно, но что действительно не изменилось так, это ценность денег. Но хорошее тоже есть – ценность человеческой жизни возросла до небес. Нас осталось десять процентов и в ближайшем будущем размножение нам не светит.

Мои руки тряслись, хотя я как могла старалась держать себя в руках. Вакцина к счастью не давала суперспособностей (этому миру достаточно смертельной болезни, смертельные идиоты ему не нужны), только бессмертие. Ученые пытаясь создать лекарство от болезни, а создали прививку от смерти.

Ах, да, еще мы бесплодны.

– Мамочка, я похожа на Барби? – Соня, улыбаясь жемчужными молочными зубками, продемонстрировала мне нарисованное на пластике лицо куклы.

– Нет, конфетка, ты гораздо красивее.

Я крепко обняла Соню, на время бросив неудачное косоплетение – с прическами это к Виктору, и закружила её по комнате, стараясь не думать о вечно дежуривших по другую сторону стеклянного бокса врачах. Мой ребенок счастливо взвизгнул и засмеялся. Вечность бы слушала её смех.

Двери бокса с шумом открылись и в комнату моей дочери зашел последний человек на Земле, которого я бы хотела сейчас видеть. Молотов. Бессмертие не помогло ему избавиться от глубоких мешков под глазами.

– Добрый день, Клара, – вежливо поздоровался ученый.

– И вам не хворать, Георгий. И нет, я не передумала.

Я отвернулась от него и продолжила танцевать с дочерью на руках. Нам обеим было весело игнорировать Молотова.

– Клара, вы же понимаете, что мы сделали всё, чтобы обезопасить новую версию вакцины. Она будет совершенно безопасна для вашей дочери.

Как меня раздражал его вкрадчивый гладкий голос и немигающий взгляд. Он как удав пытающийся загипнотизировать свою жертву, но со мной такие штуки не прокатят.

– Ага, вы также говорили Майе Перссон? Я думаю её сын с вами бы поспорил, если бы не лежал сейчас мёртвым в сырой земле. – Я не хотела переходить на грубый тон, но всё внутри меня кипело. Мне хотелось плакать, топать ногами, кидаться вещами и кричать о несправедливости судьбы. Лучше бы это у меня была несовместимость с вакциной, чем у моей дочери.

– Клара, мне кажется вы ведёте себя крайне неразумно, – устало произнес Молотов.

– А вы? Вы готовы в случае чего поставить на кон свою жизнь? Или жизнь вашей дочери? – резко спросила я.

Молотов молчал.

У него не было сто процентных гарантий, испытывать больше не на ком, кроме моей дочери. Единственная выжившая из одного процента людей с непереносимостью прививки от смерти.

– Уходите. Мы с мужем приняли решение и готовы к последствиям. Лучше шестьдесят или семьдесят лет жизни с ней, чем возможность потерять её сегодня.

– Мамочка, ты сердишься?

– Нет, сахарочек, мама не сердится, лишь немного эмоциональна. До свидания, Григорий.

Молотов еще раз тяжело вздыхает, но понимает, что сегодня ему битву за вакцинацию моей дочери не выиграть. Не прощаясь, он выходит из бокса. Я не вижу, как он уходит, всё моё внимание направлено на мою дочь – мой центр вселенной.